0
"Для Достоевского народ явно не покрывается принадлежащими к
синодально-православным,скорее народ «концентрированно» явлен
на каторге «мертвого дома», в лице его насельников из раскольников,
мистических сект, «пугачевщины»; помочь народу обрести ясное и
ответчивое миропонимание призывает Достоевский вослед
Пушкину предавших свою душу писанию и «тиснению», ибо «народ
вдумывался в себя и свое положение, пробовал создавать себе
воззрение, свою философию, распадался на таинственные уродливые
секты, искал для своей жизни новых всходов, новых форм».
Крайне интересно, что зрелая литературная практика Достоевского,
вернувшегося из мертвого дома и познакомившегося с квинтэс-
сенцией народа на каторге, совпадает по времени с царствованием
Александра II,го. Они и умерли почти одновременно, причем царь
был убит, как до этого был убит Пушкин. Я рискну с некоторой долей
нежности назвать Александра II,го и Достоевского представителями
«пушкинской» партии. Известно, что Александр Николае-
вич воспитывался Жуковским на «Борисе Годунове», «Полтаве».
Его отец, Николай I, «воспитывался» во встречах с Пушкиным,
в его умудряющихся и высветляющихся историософских идеях
о судьбе России, — эти же идеи доносились Жуковским и Плетневым
до детей царя. Эти же идеи зафиксированы в произведениях
Пушкина и изданы ко времени зрелости Достоевского. Пушкин
и Николай, Достоевский и Александр II уже явно, а потом и Николай II,ой
с прославлением святого Серафима, — все это «вехи» трудного
пути русской партии, которая шаг за шагом после Петра
и Александра I,го набирает мощь в жесточайшем сражении с более
организованной анти-русской партией.
Здоровье нации состоит в выявлении ее национальными гениями некоего "культурного архетипа"
и связанного с ним ценностного поведения, как задачи
жизни. Должна быть явлена «трагическая маска» и «поведение»
этой маски. Если мешать поведению или надевать иную маску, чем
1
ту, которая соответствует таинственному духу народа, то это означает
уничтожать жизнь народа и его среду. Осмысление свершается
в языке.
На какой-то таинственной глубине погружения в твор-
ческом дрейфе, глубине, тяготеющей к предельному е д и н с т в у,
напитывается дух, как губка, чтобы по мере всплытия облучаться
уже разделенными ветвями, чтобы, далее, вынырнув на поверхность,
говорить, кряхтеть, ворчать или кричать уже п о- р у с с к и.
Центрующая глубина сакрального лона, то, что видится святому
там, в Центре всех Центров, если проносится неизменным в предельной
ясности ума святого воспоминания, дает и к о н о п и с ь,
«обведенное видение», имеющую узлом всех канонов Св. Крест
и Сошествие во Ад. Софийные высокие иконостасы, пошедшие по
Руси после явления великого Сергия, суть незамутненные видения,
как явленные тайны глубин бытия, как явленная
и н ф о р м а ц и я
из Источника. Для преп. Сергия, по-видимому, Светозарное Едиство глубин,
к которому прикасались исторические вожди культур,
чтобы создавать символы п а м я т и или п у т и -к-Сакральному
Центру,
было определяющим. Он как бы видит все символы как ие-
роглифы воспоминания заповеданного Пути. Для него, по-
видимому,
все культы и культуры суть «надгробия», вехи п у т и по воскрешению
мертвых, вехи п у т и-к-Отцу. В раю было дано это
обетование умирающим праотцам. Люди, праотцы, не только
«просто» умирали, но и попадали за смертью в застенки Сатаны, излучая
оттуда скорбь и болезнь. А архетип приема Божественного
Света был нарушен, нельзя было увидеть Бога и не умереть, не выдерживая,
р а з р у ш а я с ь от приема Энергии Света. Св. Сергий
увидел, по-видимому, Храм Святой Троицы как некое Единое всенадгробие,
где Господь, несущий Свет, Неразрушимый, сошел во Ад
и возглавил исшествие-Пасху все-адамитов. Высокие иконостасы без
внутреннего насилия могут быть аутентично истолкованы как цветение
и уточнение канона иконы «сошествие во ад». Здесь, в высоком
иконостасе, лики праотцов, пророков заняли свои места, лишь намеченные
в каноне «сошествия во ад». Святое Распятие п у с т и л о
с в о и с в е т о з а р н ы е к о р н и во ад, и праотцы и пророки
через н и м б ы, воссиявшие в их умах*, п р и в и л и с ь к корням
*
Особая крайне интересная тема:мера свето-приёма в Нимбах;ибо свечение было различным в приёме родовых ветвей,и Господь
увидел
и тонко различил силу
любовного приема Спасения. Он, Господь, во аде отметил родовые имена, «крес-
тил» все ветви по иерархии приема света, определил (не пред-определил!) имена.
Далее эти родовые имена расцветают в земной истории. То есть, ясен фундамент
для возможного синтеза «протестантских» интуиций и вuдения святых свидетелей.
2
Древа Жизни, а Иисус, Распятый на Древе, постигается подлинным
Сыном Человеческим, пришедшим спасти Род Человеческий
из пасти ада. Когда смотришь из притвора, скажем, на иконостас
Успенского Собора в Кремле или в Троицком Соборе Лавры, то
п о р а ж а е т ликующее, песенно-б л а г о д а р я щ е е исшествие
из ада праотцов, пророков, св. Марии, Предтечи, апостолов, святителей,
свидетелей, захватывающих с собой в эту радостную демон-
страцию и благодарящих, то есть служащих «евхаристию» в храме…
Как во Адаме все умирают, так и во Адаме же, принявшем Свет во аде,
— все оживут, все те, кто п о й д е т за праотцами, кто суть земной
плод на какой-то из ветвей этого р о д о в о г о
г е н е а л о г и ч е с к о г о
д р е в а ж и з н и
ц а р е й и с в я щ е н н и к о в.
Интересен именно Варфоломей-Сергий, славословящий по жи-
тию Святую Троицу во чреве матери, то есть р о д, обладающий по
соотнесению с христологией сознанием и волей, славословит
Творца и в и д и т уже во чреве будущего святого, как плод на какой-то
ветви Светозарного Древа. Вместе с тем и канон иконы «со-
шествия во ад», и цветение этой иконы суть свидетельства догматического
поля суждений о Нетварной Энергии, просиявшей на
Фаворе. Ибо если Господь преобразился перед будущими апостолами
в присутствии Илии и Моисея, то с н я в плоть («во гробе
плотски») и сойдя во ад («во аде же с душою яко Бог»), Он сиял там
Светом Божественных Энергий, принимаемых постоянно и безгрешно
Его сознанием и волей по человечеству, его «душою».
Первыми свидетелями Благой Вести были заключенные в аду пра-
родители,
они, так сказать, в реальности ИСХОДА свершили пас-
хальную «евхаристию» Нового Завета. Ибо Моисей вывел евреев
из Египта, и в память об этом исходе празднуется пасха, а новый
Моисей вывел прародителей из ада, и когда в ы в е д е т всех
в воскресении, тогда будет пить Новое вино, празднуя ИСХОД.
До той поры те, кто привит к Древу, воюют на земле, просвещенные
Светом сияющим из ада, по преемственности к а н а л о в ,
в е т в е й родового царственного священства. По-видимому,
3
невозможно принять ток светозарной крови-к-воскресению, минуя
п р и в и в к у к какой-то из ветвей Древа Жизни; здесь лежит таинство
«схимы».
В Византии, после догматических определений о Троице и Лице
Господа Иисуса Христа, фундаментальные свидетельства о соотношениях
«природы» с «сознанием и волей» н и к а к не проросли
в экклезиологию, да и вообще в антропологию. Быть может, потому,
что эти определения искались вне культовых практиках, а в сфере
рационалистических терминов. Такое впечатление, что в ареалах
буддийской Дхармы с их настаиванием на преодолении иллюзионизма
«я» для прорастания сознания п р е е м с т в е н н о с т и,
триадологические и христологические постижения не могли бы
не вызвать вопрошаний о р о д о в о м сознании и воле, ибо, повторим,
за всеми символами буддийской йоги стоит это и только
это наставление: все глубже и глубже постигать сознание и волю
будд как плод созерцания Отца-Матери… Итак, вослед догматическим
определениям о сознании и воле Единого Бога Отца и Сына
и Святого Духа и д в у х сознаниях и д в у х волях в Ипостаси Господа
Иисуса Христа, соотносимых с Его Божественной и челове-
ческой природами, догматических определений
о с о з н а н и ии
в о л е Церкви, как благодарящего человечества, исходящего из
ада вослед Свету Иисуса, сделано не было. Литургическая и догматическая
(и аскетическая, и культурологическая!) жизни как бы
отслоились друг от друга, хотя в чинопоследовании таинств продолжали
считать себя п р и ч а с т н и к а м и Св. Крови.
Получается так,
будто «человеческая природа» догматических определений
существует где-то сама по себе в «бумаге», а Св. Кровь или Святая
Вода крещения существуют сами по себе, без «сознания и воли»
Ипостасного Бога Сына Воплощенного. Качественность суждений
о тайнах веры не ставится в зависимость от м е р ы причастия
Св. Тайнам, — но относится к «непогрешимости» или римского папы,
или коллективного папы греческих Соборов… Поскольку же было
дано Церкви Отцом через Иисуса и ОТКРОВЕНИЕ о сроках,
и опять-таки это знание не могло быть не запечатленным в светозарной
крови Иисуса, то и и с т о р и о г р а ф и я никак не привилась
к литургической жизни, да и литургическая жизнь не увидела себя ясно
и определенно и к о н о й н е б е с н о й
б о ж е с т в е н н о й
л и т у р г и и, данной Отцом чрез Сына для Церкви и в к л ю -
4
ч е н н о й в канон Нового Завета. Литургия Иисуса Христа через
Иоанна Богослова не воспринята;
служат литургии св. Василия,
Иоанна Златоуста, ищут к о р н и их, предлагают гипотезы, а
п е р в о о б р а з,
данный в Новом Завете,
не вмещают.
Все это каким-то странным
образом элиминировало д е л о Иисуса из вселенной, замыкая Его
в стены спорящих храмов… Словно можно стенами отгородиться
от с и я ю щ и х э н е р г и й всетворческих слов Единого Слова,
произнесенных ведь. Как будто кто-то сильный стер слова Бога из
вселенной и будто они существуют очень недолго, пока служится
в этом
храме служба, и только
здесь
вот…
Попытка св. Максима Исповедника
создать синтез «мистагогии» не дала плодов… МорфологияПопытка св. Максима Исповедника
жизни культовых практик народов не семенилась от цветенияния
Древа Жизни.
В храме что-то пели, а ж и л и по каким,то своим
правилам. Как исполняются крещальные обеты, данные в чинопоследовании?
Как они проводятся в жизнь?
Занят ли человек реально
соучастием в в о с к р е ш е н и и м е р т в ы х?
Можно ли
поставить критерием отсчета эту практику?
Конечно, н е т.
А ведь
это в пространстве Благой Вести просто не может быть.
Просто
не
может
быть…
Русь принимала чинопоследование крещения от
иерархии Византии, которую очень упорно и столь же безуспешно
призывал к покаянию святой Симеон Новый Богослов. Жизнь иерархии
не соответствует словам и обетам литургических молитв
поставления во епископа, как во «святого», и ученый муж,епископ
Василий Кривошеин не удосуживается взглянуть в архиерейский
требник, чтобы обосновать «претензии» святого Симеона. Этот
«святой» епископ
должен быть
собственноручно причащен
Святой
Десницей Иисуса
по литургии (2,ая молитва по «Отче наш...»),
затем уже преподавать «народу»...
Более того: самое это идеальное и не достигаемое чинопоследование
во «святого» свершается в принятой практике над «именами»,
обретенными в местных чинах «пострижения» в монашеские образы
жития
при давании дополнительных к крещальным
монашеских
обетов, то есть меняются имена, обретаемые в чинопоследовании
крещения «во оставление грехов» по обетам Символа Веры… Что
же эти обеты и последующая благодать чинопоследования таинства
крещения, «единого крещения во оставление грехов»,
п р и н ц и п и а л ь н о
недостаточны,
или же их достаточность не реализуеся
в волевом подвиге восприятия?
Местные чины монашеских обе-
5
тов не уяснены как «таинства» Церкви, а в них
м е н я ю т с я
имена,
полученные в noследовании крещения, причем меняются
иногда трижды от «рясофорного» монаха до «схимника»*. В католической
практике непонятна в этом же контексте мена имен при
*
Жизнь чинопоследования идет «по кругу» от «митрополита»: он освящает «миро»;
без «мира» невозможно совершить чинопоследования крещения; митрополит надписывает
антиминс; священник дает епископу ставленническую присягу — без «мит-
рополита» и «мира» жизнь чинопоследований останавливается. Повторим: поставление
же во епископа (архиепископа, митрополита, патриарха) совершается над
именами, обретенными вне чинопоследования крещения, хотя все поют «Символ
веры»: «исповедую едино крещение во оставление грехов; чаю воскрешения мерт-
вых», — которое возможно лишь по «причастию» крещальному имени, как погруже-
нию во ИМЯ «человечества» Иисуса, Который есть Первенец из Мертвых… По-видимому,
чинопоследование поставления «во святого» считается недостижимым,
ибо чинопоследование погребения «епископов» не есть и прославление, хотя, если
он при жизни «молил Бога о нас», то и после смерти должен делать это… Недоумения
множатся: если Господь «вспомнил» имя патриарха или митрополита на сегодняшней
литургии, то неужели Он забыл это имя к завтрашней?** Если Он вышел
в Св. Дарах и «увидел» Свой образ, иконы, предстоящих и т.д., то разве они (во всяком
случае «без-отказные» вещества сосудов и икон, и стен, и воды, и свеч, и масла)
не светятся, если Он признал их за «свои» священные символы? И «куда» уходит
Свет от «этих» икон, если Господь помнит их как свои? И Свет престола, стен, дверей?
Всерьез, конечно же, вопрос может стоять лишь о "святом свидетельствовании"
ТАИНСТВА, Священного Иисусом Мессией и Его Святой Невестой. Чинопоследование
суть «иконопись» Таинства, свидетельствование, а образ (икона)
обладает Светоизлучением (Энергией) Первообраза. «Омофор» светится, а вот
принимает ли этот «свет» имярек или закрывает себя (во аде) от Света, — это вопрос другой.
Господь, однажды пришедший в Св. Дарах, может «узнать» в ОБЛАЧЕНИИ митрополита (и т.д. — в облачении всего храма!) свою икону; и отныне эти ризы
будут сиять, ибо не имеют «сознания и воли» отказаться, но вот «узнает» ли
Господь имярек, исполняющего послушание литургического служения, это вопрос
таинственный, ибо здесь «личное» знакомство. Св. Симеон Новый Богослов настаивал
на том, что не заметить «личного» знакомства с Господом (апостольский чин)
невозможно; без этого опыта «служить» ризой как иконографией всей Церкви
можно, хотя опасно для жизни: светящийся омофор может сжечь, — но «вязатьи разрешать» запрещается. Преп. Максим Исповедник говорит о присутствии «благодати» в Церкви всегда…
** Если, конечно же, Господь «помнит» имя патриарха (папы), а он, в свой черед,
имена епископов, а те — священников — паству, то все эти ветви прививаются к Лозе;
тогда не ясно, зачем вспомнить «иные» имена, кроме патриарха (папы), ибо нарушается
течение соков в ветвях? Если Господь помнит и знает имярек «лично», то
этот имярек суть святой апостолический свидетель Иисуса Помазанника. Равный
первоапостолам. Если «папа Римский» признан ап. Петром, пребывающим монахом
в Риме, своим «наместником», то это одна из ветвей Древа; такая же ветвь может
вырасти у мощей преп. Сергия в России, где патриарх — «наместник» Лавры
Сергия… Святой свидетель не отменяет места первосвидетелей, как и они не прекращают
собой рост Древа Жизни.
6
поставлении на послушание «папы римского»… Возникает вопрос:
имя Петр есть ли крещальное имя во имя Крови Иисуса Мессии,
в полноте подвига реализованное Петром от наречения, через по-
каяние и «стяжание» Духа Святого, или же имя «папы»?..
...ф а к т и ч е с к и о русском «народе» можно сказать, что он всегда
ищет с в я т ы х, старцев, одаренных явными сверхнормальными
способностями, а сами р у с с к и е святые опознают тайну своего
служения (преп. Антоний и Феодосий Печерские, преп. Сергий)
под водительством Живой По Успении Марии Богородицы, под, так
сказать, Ее Световым ореолом, Ее омофором. Высокие иконостасы,как
закрытый для среднего наблюдателя д о г м а т и ч е с к и й
я з ы к, свидетельствуют о преодолении несколько надуманного
спорa о «свободе» и «благодати», ибо Древо Иконостаса, где святые
суть «плоды», висящие на Ветвях Древа, родового Древа от
Адама до наличного святого, показывает, что благодать, воссиявшая во
аде, была воспринята ч е л о в е ч е с к и м р о д о м, его «природой»,
и оттуда просияла и в первых двенадцати апостолах,
представителях 12 колен Израиля, и в последующих святых, принимающих
излучение от Воскресшей Марии, как Н о в о й
Е в ы
и т.д. Нужно разглядеть в каждой единичной иконе иконостаса
ц в е т о к и п л о д на Древе Жизни: так, как смертное излучение
праотцов, пребывавших во аде, обучало смерти и детей их, так
и Светлые Короны Благой Вести исшествия из ада
п р о с в е щ а ю т
к преображению и воскресению «детей их» на земле: Свет Христов
просвещает всякого человека, грядущего в мир п о с л е «свершения» на Кресте.
Как в Адаме все умирают, так во Христе, сошедшем
во ад, все «адамиты» оживают, предводительствуемые Живой
по
Успении святой Марией. Европа, которую хотел бы просветить
Ив.Киреевский, давно забыла и отвергла и почитание святых, и восхищение святой Марией.
Словарный запас языка изменился.
Роль русского языка и созидания языкового мира как дела
«государственного»,
кроме Пушкина, была отмечена ученым
М.Н.Катковым в программной статье «Русского вестника» (№1 за 1856 г.).
Почти по Хайдеггеру: «язык — дом бытия». Цитата: «множество
разнообразных племен, населяющих наше отечество, должны
вполне, умственно и нравственно, подчиниться русской народности,
как подчинены они теперь Российскому государству… Пушкин,
как видим, сам чувствовал свое великое значение; он чувствовал,
7
что гением его завершен ряд славных усилий, которые дали
русскому слову
силу всемирную, силу служить прекрасным орудием духу
жизни и развития». Все это сказано Катковым по поводу образов
стихотворения «Памятник». В самом деле, язык, как конечный набор
алфавитных единиц, своими соединениями иероглифических
или фонетических единиц, составляет ц е л о е
п а м я т и.
Память,
как хранилище первичной информации по ориентации в ок-
ружающей среде пространства и времени, суть «охранная грамота»
первичного набора элементов жизнестойкости архетипа.
Память и мышление были для древних почти синонимами. Сохранение
памяти неповрежденной в пространстве и времени есть
сохранение
от гибельных м у т а ц и й, нарушающих первичный
архетип.
Нарушить набор «ключевых слов» целокупной памяти,
лишить язык каких-то слов, а стало быть, и понятий, означает
и д и в е р с и о н н о е р а з р у ш е н и е
жизни архетипа. Пушкин сравнивал свою поэзию с артиллерийской пушкой, а свою деятельность
с производством «печатных снарядов». Федоров,
адресуясь к Достоевскому,
с его пушкинской программой, очень
страстно настаивает на напоминании и введении в русский каталог
слов о «воскрешении предков», о человеке, как существе «погребающем».
Это — очень сильное напоминание! Человек, как «сын»,
а не просто молодой «самец» некоего вида животных, опознается
как ошеломленный смертью «отца», как строящий всю свою культурную
деятельность в идеях в о с с т а н о в л е н и я архетипа
ДО смертной катастрофы. Культура есть деятельность по воскрешению «отца»,
— это было з а б ы т о, хотя и присутствует в обетах
христианских общин под членом «символа веры», а вера есть осуществление ожидаемого по Павлу,
как чаяние «воскресения мерт-
вых». Пушкин, фиксируя по «вдохновению» русский универсум,
особенно в «Борисе Годунове» и любимой «Полтаве», фиксирует
и с в я з ь деяний живых и мертвых. Страстотерпцы младенец Дмитрий,
младенец-сын Марии Волконской,
сам Кочубей участвуют в земных свершениях,
как это и рисовалось в древних летописных
сводах, по которым учились древние великие князья. Которые
(в идеале) могли пойти за советом к святому, чтобы там, перед святым,
обрести свое почвенное единство с народом. Учились у
святых иноков в обителях их.
Разделения на домашних учителей сомнительного уровня,
на университетские программы и «суеверие»
8
народа еще не наступало! И оно, это разделение, в мощной художественной сфере
преодолено в универсуме русского «дома бытия» Пушкина.
Пушкин вновь возвращает, вопреки созревшему на Западе
отделению, и с т о р и ю к к о с м о г о н и я м. Вселенная отвечает на деяния людей.
Чума приходит и земля не родит, и дождь не идет,
из-за у б и е н и я и с в я т о т а т с т в а. Смешно надеяться на сокрытие,
если камни возопиют! Вселенная связана намертво
нитями микро и макрофизики… Это, как будто, мир афонских исихастов
или буддийской Дхармы,
— каких-то элементов возможного русско-азиатского синтеза.
Ключевые слова, понятные и крестьянам ,
и монахам, и йогам, и дервишам-суфиям, столь милые сердцу
очаровательного янычара Амин-Оглу.
Ученость, политика и философия
высказались в языковом мире Пушкина. Польские
претензии отвергаются
и опровергаются явлением самобытной гениальности, а не «лекциями».
С т и л ь б ы т и я русских явлен. Нельзя говорить о несуществовании русских как культуры после явления Пушкина. Архетип дан,«трагедийная маска» принесена, — остается «мимезис» или медита-
тивная практика о с у щ е с т в л е н и я «самобытного мира».
Дан с т и л ь б ы т и я как бы в синтезе житий, как жанра.
Инок «Бориса» — это художественный сплав житий и Сергия, и Серафима,
и будущих ученых, приемлющих отречение от мира в погруженииизысканий.
Возражая трепетному Леонтьеву, можно сказать:
с о б с т в е н н ы й с т и л ь дан."
Комментариев нет:
Отправить комментарий