Валерий Николаевич РАСТОРГУЕВ
доктор философских наук, профессор,
зав. кафедрой теоретической политологии МГУ,
заместитель главного редактора журнала
«Трибуна русской мысли»

Политический выбор великороссов

Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде?

Н.М. Карамзин

Реформаторы и рады бы поделиться с народом собственностью, но он, во-первых, не готов ее брать по причине своей неискоренимой общинности и соборности, а во-вторых, ему и рискованно ее доверять: распылит и промотает в полном соответствии с духом национальной "стихии".

А.С. Панарин


Русские, нерусские и нерусские русские

Какое будущее ожидает Россию, какой ей суждено стать в ближайшей и отдаленной перспективе, за горизонтом медленно уходящего смутного времени? Этот вопрос, судя по открытым источникам, не волнует разве что ее правительство: какой скажут, такой и будет. Кто скажет? Кому? Когда? Нет ответа.

Есть и другой вариант того же по сути вопроса: «чего хочет Россия?». Он требует не столько от сменяющих друг друга правительств, сколько от каждого из нас, граждан России и соотечественников, готовности отвечать за себя. А если быть до конца последовательным, пришлось бы спросить: «чего хотим все мы – сыновья и дочери России, не отрекшиеся от матери-родины, ее лидеры и оруженосцы, не изменившие присяге, ее молитвенники и простые труженики с непростыми судьбами, русские и не русские по происхождению? Особо над этим вопросом придётся потрудиться русской интеллигенции, у которой всегда складывались непростые отношения и с русским народом, и с властью, и с собственной совестью, и с братьями по призванию – интеллектуалами за пределами русского культурного мира.

Этот вопрос может поссорить, может помирить, но в любом случае он принуждает к диалогу. И в этом диалоге, как правило, выявляется любопытная закономерность: граница между русским и нерусскими никаким образом не связана ни с этнической самоидентификацией, ни даже с языковыми границами. К русским в духовном и культурном плане относят себя люди самого разного этнического происхождения и гражданской, а иногда и конфессиональной принадлежности. Их объединяет одно: все они хотят слиться с той исторической Россией, которая неотделима от великой русской культуры, обращенной к вечности, и образа семьи народов, где слабейшему члену семьи давали лучшее с общего стола, чтобы он стал сильным.

Иное дело – нерусские по убеждениям. Это сравнительно немногочисленное, но хорошо организованное племя так же интернационально, как и русский культурный мир, хотя внимательно следит, как правило, за собственной «кровно-этнической чистотой» и не перемешивается без разбора. Нерусские по убеждениям, среди которых немало русских людей, не любят Россию. Не любят именно из-за своих убеждений или, точнее, предубеждений. Но поступиться ими не могут – иногда себе же во вред, но чаше с выгодой: на русофобов всегда есть спрос. Для одних не любить Россию – временная работа или профессия, для других – хобби или призвание, но всех их сближает идейная фобия – страх, питаемый идеей, а не общая культура. По этой, видимо, причине их отличает какая-то особая невосприимчивость, мешающая диалогу, легко возникающему почти в любой межкультурной среде. У многих людей время от времени возникают какие-то фобии или идефиксы, но зачем же их делать смыслом жизни? Бывает, хочешь поговорить и даже договориться о чем-то с русофобами, особенно с теми, что фобствуют не по нужде, а по призванию, – и люди они, как правило, не глупые или, во всяком случае, начитанные, и на одной земле живем, а потом махнешь рукой: себе дороже, все равно не услышат. Этим они выделяют себя как среди русских (русских по родителям или по документам), так и среди русских немцев в России и в Германии (основная часть которых в большей степени русские и по духу, и по любви к России, чем «просто русские»), многочисленных русских американцев, французов и даже англичан. Впрочем, образ русских англичан немного потускнел в последнее время из-за повышенного интереса мировых и доморощенных СМИ к «нерусским по своим убеждениям русским англичанам», которые скупают Лондон с пригородами за нерусские деньги, вырученные за продажу русского добра.

Важно отметить, что дихотомия «русские – нерусские» совершенно по-разному воспринималась и воспринимается в разные моменты исторического развития (или исторической деградации) и разными людьми. Отношение к этим понятиям и образам находится в прямой зависимости от самооценки и личной способности к критическому восприятию навязанных человеку или социальной группе стереотипов, как бытовых, так и научных (не окончательно устоявшихся и вечно конкурирующих парадигм), а также откровенно лженаучных концептуальных схем, рассчитанных разве что на оболванивание. Все зависит в данном случае от образа «русские», не сгоревшего, как предполагалось идеологами-крематорами, но переплавленного до неузнаваемости в идеологических печах богоборческой и русоборческой диктатуры.

Реконструировать многоходовые и конкурирующие проекты, включенные в реальный политический и исторический процесс, крайне сложно. Но через наплывы времени и событий все отчетливее проступают основные контуры и даже фазы планов и сценариев разрушения России, которые маниакально претворялись и претворяются в жизнь с использованием колоссальной энергии, невиданных доселе ресурсов (ресурсов самой же России) и патологической жестокости ее насильников. Такие геополитические проекты, изменившие до неузнаваемости человеческий мир на столетия вперед, оставляют кровавый след в череде поколений и не могут уйти в забвение.

История с «перековкой» русского народа и великороссов как его ядра – свидетельствует: за необъяснимой вакханалией насилия над народом – и физического, и морального, и экономического – просматривается единая логика и четкая цель. Можно выделить три основных параллельных, синхронизированных направления или манипуляции (образно говоря, «три пласта») этого политического проекта, который на самом деле был не только значительно сложнее и изощренней, но и являлся звеном долгосрочной программы-утопии полного миропереустройства. Сегодня на смену этой утопии пришли другие утопии-правопреемницы, не менее опасные, о чем мы еще будем говорить. Преемственность подобных программ глобального изменения мира необходимо отслеживать, поскольку проверенные временем палаческие методы устранения препятствий на их пути (Россия – главное из препятствий) долго еще будут востребованы.

Первое и основное направление было связано с долгосрочными манипуляциями с русским языком и массовым сознанием. В результате был, по сути, изъят из обращения, из сознания и даже подсознания миллионов людей в России – и высокообразованных в том числе – исторически сложившийся адекватный образ и, что особенно важно, самообраз русского народа. Так, почти незаметно «потерялся» исконный смысл слова «русские» – общего имени для граждан России и самоназвания мощного суперэтноса, основу которого, как известно, составляют великороссы, белорусы и малорусы, подавляющая часть которых относила и относит себя к православию (отсюда традиционное для исторической России отождествление русских и православных). Теперь эти значения если и упоминаются, то с отсылкой на процесс естественного обновления языка[1] и поправкой «устар.».

Осуществить столь сложную политическую задачу помогла тотальная, ничем и никем не ограниченная власть. Власть над всеми информационными потоками, прессой, образованием и наукой. А также власть над самим языком (соответствующие реформы) и всей литературой – как отечественной, так и мировой, которая была полностью и многократно просеяна и профильтрована, переосмыслена и перекомпонована, «перередактирована», а частично и заново переписана под контролем единого центра. Далеко не каждая страна могла выделить необходимые для такого масштабного и многолетнего деяния денежные, человеческие, интеллектуальные, организационные и иные ресурсы.

Вторая составляющая проекта заключалась в том, чтобы ввести в обиход обновленное до неузнаваемости слово «русские», но уже в совершенно новом значении – как слово-бирку для обозначения одной из ветвей русского народа – великороссов. Смысл фокуса – окончательное вымывание из языка и культурной памяти людей еще живого, реально существующего суперэтноса, который в результате теряет способность осознавать себя как целое и теряет право на жизнь. Эта задача в технологическом плане была попроще, поскольку опиралась на уже проделанную работу, а кроме того, не противоречила традиции и языковому узусу. Дело в том, что большинство великороссов редко использовало это имя, поскольку они считали себя прежде всего русскими, то есть подданными Российской империи и православными (это еще один смысловой вариант слова «русские»). Они не только не кичились своим особым положением, но и не обращали внимания на этнокультурные отличия – как от «других русских» (по принадлежности к большому этносу), так и от других подданных России.

Чтобы объяснить, как удалось совершить подмену, важно обратить внимание на исторические предпосылки, которые облегчали поставленную задачу, а также на общий политический и социокультурный контекст. В этой связи можно напомнить хотя бы о том, что во второй половине ХIХ - начале ХХ веков осуществлялись первые масштабные опыты в области «национального конструирования» и, соответственно, искусственного стимулирования интереса народов к своим «этническим и национальным корням». Цель экспериментов была прозрачна: найти действенные инструменты вытеснения и разрушения династического принципа политического мироустройства для расчищения «площадки под строительство нового мира». Великороссов эти эксперименты по понятным причинам почти не коснулись (становление самосознания державообразующей нации только укрепило бы империю). А если и коснулись, то преимущественно интеллигенции и высших образованных классов общества, что углубило пропасть между верхними и нижними этажами общества и отчасти предопределило успех февральского и большевистского переворотов. В целях ослабления Российской империи такие выборочные эксперименты ставились с разным успехом над другими народами России: вбить клин, посеять недоверие, разбудить «комплексы», зародить надежду местных князьков заполучить в свои руки уже не вотчину, а собственное царство. Теперь, в начале третьего тысячелетия, у них появился шанс войти, хотя бы в качестве обслуживающего персонала, в клуб персон, определяющих судьбы мира (для плебса подойдет сказка о перспективах вхождения в число избранных, цивилизованных народов). А в этом случае цена затеи никакого значения уже не имеет.

Третья манипуляция, осуществленная в несколько приемов, может быть документально воссоздана, потому что потребовала мобилизации сил подавления и раскрутки на полную мощность репрессивного аппарата или, как говорят теперь, «зачистки». Благодаря слаженной работе карательных и «просветительских» органов само слово «великоросс» в целях «социальной профилактики» было фактически вытеснено из общеупотребимого языка. Его штыком выскребли и из всех «сусеков» массового сознания. Предлог для демонстрации сверхбдительности и нечеловеческой жестокости, с которой истреблялась память о «великорусской гордости» вместе с ее носителями – мнимая угроза зарождения «великорусского шовинизма».

Современный аналог-страшилка, призванная, вероятно, покончить даже с тем куцым, извращенным и «остаточным» понятием «русский», которое в советскую эпоху так и не удалось убрать из языка (бывшего великорусского) – так называемая «угроза русского фашизма». При этом вольные или невольные крематоры от культуры, забывают тот факт, что В.И.Ленин, у которого они берут уроки ненависти к общим идейным врагам, в борьбе за умы и сердца «базового населения» России вовсе не клеймил великодержавные устремления русских, а тонко играл именно на высоких национальных чувствах великороссов. Он именовал их (и себя вкупе с ними) не иначе, как «представителями великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли Азии», которым «неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса». При этом Ленин клятвенно обещал великороссам не только не вытравлять последнюю память об этом «гордом имени», но и поднять на недосягаемую высоту престиж Великороссии как великой державы: «мы, великорусские рабочие, - писал будущий вождь, - полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства» (Ленин В.И. «О национальной гордости великороссов»). Где оказались те великороссы и та Великороссия после переворота?

Политика, как Восток – дело тонкое: одно говорят (если это позволено), другое думают (если это возможно), а делают третье (если это предписано). Пишут: «гордись», читай: «если жизнь не дорога». Вопрошают: «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет!» (тот же и там же), но подразумевают: «мы особенно ненавидим свое рабское прошлое[2]» (там же). Бичуют «помещиков, споспешествуемых капиталистами, которые ведут нас на войну, чтобы душить Польшу», а после захвата власти готовят польский поход Тухачевского...

Почему нынешнее поколение ярых борцов с мнимой угрозой «русско-великорусского шовинизма-фашизма» отказались от двойной игры, от лести и лживых обещаний? Почему сбросили личину? Растеряли профессионализм, помельчали? Да нет, просто бояться стало некого: дело-то сделано: русские не знают, а некоторые и знать не хотят, что они русские. Скажи, к примеру, украинцу, даже не оранжевому, что он русский – не поймет, а оранжевый – так и оскорбится. В его сознании все русские – москали. Да что там украинцы, скажи великороссу, что он великоросс – тоже не поймет, а скажи ему, что он сам не русский, если считает нерусскими других представителей русского народа – так и вовсе слушать перестанет…

Забыл народ собственное имя – и нет народа, как не было. Ушел русский народ с политической карты, ушел из истории, канул в лету. И никому не больно. И некому оплакивать. Чего и кого теперь боятся русофобам? Да они теперь и не русофобы вовсе, а что-то вроде мародеров.

Только слышен стон предков наших, которые молились и умерли за Россию, за русский народ. Ни они, ни святые, в земле Российской просиявшие, не разошлись по своим этническим углам, как это пришлось сделать народам нашим после Беловежской пущи. Может быть, молитвами русских святых вернется та многонациональная Россия, та воистину Святая Русь, которая без единого русского народа себя не мыслила?



Русские – народ-собственник

Зададимся теперь вопросом: кому и почему сегодня выгодно окончательно и навсегда убрать с политической арены русский народ и разрубить по живому политическое тело России? Ответ лежит на поверхности, но его почему-то никто не замечает. Все дело в том, что вопрос о собственности, который, как известно, испортил людей и перессорил народы, никем окончательно не решен и не может быть решен, хотя нас пытаются заверить в обратном наши экономисты «от трубы». Они делают вид, что не знают о разноголосице мнений в мировой экономической и политологической науке, да и в мировой политике. Для них все уроки, подобные национализации в Венесуэле, да и уроки отечественной истории, – казусы и только. По их понятиям ресурсодержатель – тот, кто получил «в подарок» и в вечное пользование от временщика или перекупил, обанкротив конкурента, или как-то иначе приобрел в свои руки недра, землю, воды... Сделал собственным – стал собственником, а собственность, господа, священна. После этого аргумента, думать уже не надо. А вывод напрашивается сам: если русские и иже с ними прошляпили свою Россию, то поезд ушел: теперь будет все по закону, который мы же напишем и протолкнем. Так и делают: по полуофициальным и, возможно, заниженным данным львиная часть бешеной прибыли новых собственников – от 50 до 80 процентов уходит на «поливку и подпитку» ветвей и сучьев власти (цифры варьируются в зависимости от «равноудаленности» и конъюнктуры на рынке политических услуг). Если учесть русские масштабы скрытых финансовых потоков в поистине необъятные «закрома власти», это уже не коррупция в обычном понимании слова, а нечто совершенно новое, не известное досель.

Но что бы не говорили зафрахтованные теоретики или их опьяненные удачей фрахтовщики, никто не отменял со времен Моисея тот неоспоримый факт, что подлинным собственником и ресурсодержателем был, есть и всегда будет народ, которому некуда и незачем идти с собственной земли, потому что это его собственная земля. Богатства, данные народам Богом, могут передаваться в частные руки только на время и только при соблюдении законов – как писанных, так и не писанных – заповеданных, на которых строится жизнь народа и благодаря которым сохраняется преемственность поколений и веры. Речь идет, в частности, об институте юбилея, то есть о трактовке собственности как дара свыше, а права собственности как аренды. По определению В.И. Шамшурина, «в основе юбилейного социально-экономического подхода лежит совершенно определённая, нравственная, богословская монотеистическая подкладка. … На юбилее во многом была основана плодотворная стадия развития Византии и русской хозяйственной культуры. По крайней мере, именно благодаря юбилею Россия четвёртого ноября[3] вышла из смуты».[4]

Какой практический вывод могли бы сделать из сказанного российские нувориши? Только один: если люди, составившие капиталы на волне приватизации, которая оставила по себе разрушенную экономику, поверженную мощь страны и миллионы разоренных и обманутых тружеников, не усвоят «юбилейной» логики истории, то они войдут, а точнее влипнут в историю не как новые русские, а как новые узкие. Узость мышления и духовного горизонта, который подменен сиюминутным хватательным рефлексом, – качества, которые не позволят сохранить ничего из присвоенного. Тщетны надежды «узких» на то, что или Россия распадется и все спишется (подобно тому, как развал СССР освободил от ответственности подлинных виновников за трагедию Чернобыля и сделал их в глазах западных глотателей газет и прочих СМИ героями планетарной демократизации), или что удастся приумножить богатства, вывезенные за пределы непредсказуемой России. Все эти мечтания обречены по двум причинам. Первая – Россия не распадется в очередной раз, а если это так, то со временем закончится безвременье и, вместе с ним, не только окрепнет желание вернуть утраченное, но и появится возможность осуществить задуманное. А вторая, более прозаичная и жесткая, заключается в том, что Россию не захотят развалить даже те, кто еще недавно работал на этот развал. Среди политиков, уже давно шантажируемых угрозой наднационального суда за любое непослушание, и среди новых узких есть люди, и их становится вся больше, которые умеют просчитывать не только на два хода вперед. Они уже открыли для себя или скоро откроют простую истину: их благополучие рухнет даже не на следующий день, а в тот же час, как обрушится неделимая Россия. Мир хищников не прощает ошибок, а хищный глобализирующийся мир – преступлений, связанных с неаккуратным и непрозрачным обращением с собственностью и налогами. Российская приватизация и прочие темные дела – золотое дно для любого адвоката, возжелавшего разорить нечистых на руку новых узких. Кто их защитит, если не единая Россия? Так что держитесь, господа, сближайтесь с народом, любите Россию, поскольку ваши интересы хоть в чем-то, да совпадают с общенациональными.

Глобализирующийся мир разрушает любые границы – суверенитетов, культур, цивилизаций, чтобы превратить в товар все, что еще может быть потреблено, растворено и переварено вечно голодным «сытым миллиардом». Границы России, даже в ее нынешнем измерении, являются стеной, которую постоянно будут пытаться взорвать, хотя из-под нее вытекают полноводные реки невозобновимых энергоресурсов, почти дармового сырья (десятые, а чаще сотые доли от цены конечного продукта), а также уникальные технологии, универсальные знания и носители этих знаний и технологий. Но угроза ресурсного голода «сытых и пресыщенных» остается. Подлинная угроза их безопасного и безбедного существования, основанного на навязанном миру неадекватном обмене природной и интеллектуальной рент, – народ-ресурсодержатель или, точнее, единственный Наследник своих предков и подлинный Собственник, который однажды может вспомнить о своих неотъемлемых правах. Вспомнить и вернуть – демократическим путем или, если не получится по-хорошему, силой. Разумеется, этот народ стал после осуществленных с его самосознанием манипуляций несравненно компактней, ограниченней и скромней в желаниях. Теперь к русским не относят себя (сами не относят, что и требовалось доказать), а, следовательно, и не имеют уже никакого отношения к русским богатствам, ни самостийные украинцы, ни многие другие большие и малые народы, получившие полную свободу от Москвы, России и … от русских ресурсов. Теперь все это принадлежит наследникам, не отрекшимся от первородства, то есть великороссам – русскими по самоопределению, и, по логике вещей, белорусам. Белорусы и, что не менее важно, власти этой страны до сих пор не перестают считать себя русскими и частью одной державы. Они не отрекаются ни от русской культуры, ни от русского (великорусского) языка, ни от надежды на высшую справедливость и восстановление былого единства, а, следовательно, не отрекаются и от общих ресурсов. Их русскость более чем понятна: Белоруссия только в последнюю Отечественную войну с фашистской Европой, захваченной и отмобилизованной нацистами, заплатила за свободу и жизнь нашей общей России непомерную цену: каждый третий (!) ее житель погиб на полях сражений, был замучен, умер от ран…

Если с этих человеческих позиций подходить к вопросу о том, чего хочет Россия, то его надо еще раз уточнить: «чего хочет Союз России и Белоруссии?». Когда союз наш состоится наперекор глухой ненависти, бесконечной лжи, шантажу, предательствам, подкупам и угрозам, то и шансов сберечь весь русский народ будет не вдвое, а вдесятеро, стократ больше. Тогда не придется великороссам строить свою обособленную Великороссию – ни ту лукаво-эфемерную, что обещал рабочим велеречивый Ленин, ни ту вполне реальную, о которой все чаще будут вынуждены думать русские люди, обремененные властью. Не состоится союз – будем строить свою Великороссию как единственную наследницу исторической России, но уже в блокаде, будем готовиться, как говорили отцы и деды, к труду и обороне. На этот раз – от тех же не слишком дружественных соседей, которые теперь разместят ударные силы уже не только в Польше, Чехии и в других ныне «прозападно-славянских» землях (чтоб братьям-славянам пришлось друг друга под прицелом держать), а на самой исконно русской земле, потерявшей сегодня даже право так именоваться.

Что нужно сделать, чтобы союз сложился, обязательно сложился? Каких искусных архитекторов и инженеров приглашать? Умение планировать свое будущее даже в том случае, когда оно уже давно запланировано кем-то за тебя и явно не в твоих интересах – это действительно большое искусство, которое придется осваивать русским или, на худой конец, великороссам, не по своей воле узурпировавшим все права на это воистину славное имя. Такую работу никому нельзя передоверять – ни политикам, ни яйцеголовым, как с недавнего времени по американскому образцу называют интеллектуалов, чтобы не путать их с интеллигентами, ни самой интеллигенции. Первые могут взять на вооружение идею, но только для того, чтобы возглавить процесс новой самоидентификации великороссов и повести их за самой. Куда? А это уже они решат потом, за электорат. Вторые знают свое ремесло, они без проблем спланируют и построят любую стратегию развития «под ключ», по заказу, и даже не одну, а столько стратегий, сколько закажут. Одну – для великороссов, другую для тех, кто хотел бы их использовать для своих целей, а третью – для тех, кто хотел бы их истребить на корню вместе с памятью о России.[5]

Что же касается интеллигенции, о которой уже говорилось в начале, то это слово давно утратило свой исходный теологический и телеологический смысл (Ум Божий, творящий мир). Да и российская интеллигенция как особая социальная группа, обладающая огромным интеллектуальным и духовным потенциалом, но в силу ряда причин почти не имеющая политического веса, все реже называет себя русской. И это происходит не только потому, что многие образованные люди в России ощущают языковую фальшь и неловкость в этом словосочетании, поскольку русская интеллигенция никогда не делилась по узко этническому и тем более территориально-политическому признаку на великорусскую, украинскую, белорусскую… Причина в другом – в полнейшей идейной разобщенности. К тому же интеллигенция не может рассматриваться как нечто цельное даже в сугубо социологическом плане. Она пронизывает почти все социальные слои российского общества, где весьма высок образовательный ценз и до недавнего времени поддерживались добротные общекультурные стандарты. К сказанному можно добавить, что в последние десятилетия интеллигенция (и русская в целом, и российская как ее составная часть) побывала и в положении «прослойки», о которую вытирали ноги партократы, и в роли люмпенов после того, как те же партократы, ставшие плутократами, объявили себя демократами. Так что ей предстоит долгий путь реабилитации – и духовной, и физической. А теперь, после искусственного развала единой страны, она сама нуждается в новой самоидентификации и стоит перед выбором: русская, российская или никакая…

Единственная опора исторической России, сохраняющая в чистоте и неприкосновенности образ русского народа, самое понятие «русский» в его истинном и высоком смысле, а также русский язык, не обесцвеченный и не отравленный стоками идеологии, не утративший связи со своим общеславянским живым источником, – Русская Православная Церковь. За верность свою, за стойкость в служение Господу и людям русское духовенство и миряне претерпели от русофобской нечисти больше, чем любая другая сфера российского общества или социальная группа. Сонм новых великомучеников взывает к единству. Здесь и только здесь живет русский дух. Здесь и только здесь живет Россия.



Нетривиальный выбор России

Вопрос о том, чего хочет Россия, на который мы пытались ответить, все реже задают себе только граждане нынешней России[6], абсолютное большинство которых составляют великороссы. Они еще могут достаточно долго плыть по течению, передоверяя ответ или «спущенным сверху» слухам (чего хочет «сам», того хочет и Россия), или компетентным лицам (яйцеголовым), или «просто» прозорливым людям, заслуживающим доверия. Но все чаще этот же вопрос задают себе граждане стран, возникших на «пострусском» и «постсоветском» пространстве. Он стал вопросом жизни для многих из тех, кто остался в зоне «отторжения», почувствовав себя в чужой среде, без защиты и права на защиту, которое еще только предстоит обрести. Русские великороссы на чужбине – в русских городах и сёлах, отторгнутых от остальной России – это русский народ! Россия обязана стать гарантом их прав независимо от того, кем, когда, где и с какой целью прорезаны границы, разделившие её народ.

Есть и еще одна сторона у этой темы. Задумаемся, чем была и будет Россия для наших уже бывших соотечественников, оставшихся на земле предков, которая в одночасье перестала быть частью огромной и единой страны? Надежным покровителем или гегемоном, освободителем или оккупантом, надеждой или проклятием? Бессмысленно искать ответ в прошлом, где вечным сном спят герои: «мертвыи бо срама не имут», как говорил князь Святослав своим соратникам перед битвой с греками в 970 году. Ответ скрыт не в засекреченных манускриптах, ибо их рассекретят уже те, кто к этому времени не раз перепишет историю. Ответ – в будущем, которое предстоит выбрать самой России. А еще – в том будущем, которое уже живет в детях и внуках наших, все чаще смотрящих на череду побед и поражений России глазами посторонних наблюдателей – нерусских русских.

Однажды, незадолго до начала гражданской войны на Северном Кавказе, автору этих слов пришлось побывать в зоне острого межэтнического конфликта, не обошедшегося без кровопролития и спровоцированного во многом бездействием самоустранившегося центра, Москвы. С тех пор врезались в память слова, которые постоянно звучали из уст самых разных людей – бывших друзей и даже родственников, ставших в одночасье кровными врагами: «чего от нас хочет Россия?» Его задавали обнищавшие до крайности беженцы по одну стороны новообразованной границы, отделившей еще недавно родственные племена, и те, кто остался в своих разоренных домах, оплакивая безвинно погибших. Все эти люди тогда думали, что они дождутся внятного ответа из Москвы, которая должна выполнять свою миссию – нести ответственность за всю Россию, и конфликт будет погашен в зародыше. Ответа не было, была война.

Даже злейшие враги России – внешние и внутренние, никогда не скрывавшие своего отношения к нашей стране, спрашивают о том же. Многие из них убеждены, что с такой махиной проще договориться, чем воевать: плохой мир лучше хорошей ссоры. Но как и с кем договариваться, если ответа нет? О том же вопрошают наши верные друзья, и уже не первый десяток лет. Но время идет, а Россия выжидает. Чего выжидает – лучших времен, лучших союзников или лучших врагов, которым можно еще раз доказать свою тайную силу?

Долгосрочное видение политического, социального и национального развития страны в историческом и геополитическом контексте, если и существует где-то, то остается тайной за семью печатями. Учитывая, что речь идет о государственном стратегическом долгосрочном планировании в обществе риска, следует, наверное, говорить о двух причинах такого положения. Это либо негласный запрет на разглашение некоей государственной тайны, которую лучше до поры до времени не знать объекту социального эксперимента вплоть до завершения начатого – например, присвоения чужой собственности («гайдаризм», «ваучеризация» и далее по списку), либо последствия полной атрофии навыков профессиональной деятельности в сфере планирования и прогнозирования. Первое наводит на мысль о неконституционном характере методов правления и управления. Второе может вызвать шок у человека, наблюдающего за нами, россиянами, со стороны: давно известно, еще со времен Платона, что государство не мыслит, но не до такой же степени!

Есть, впрочем, и еще одна гипотеза, способная объяснить этот феномен и основанная на принципе «ищи, кому выгодно». Суть ее в том, что кому-то очень бы хотелось, чтобы Россия не сдвинулась с места, чтобы она как можно дольше находилась в роли буриданова осла или, если вспомнить русские сказки, витязя на развилке трех дорог: налево пойдешь, смерть найдешь, направо и прямо – не намного лучше. Выбирай на здоровье, но в любом случае пожалеешь… И действительно, Россия вновь стоит на таком перепутье: одна дорога ведет на Запад, другая на Восток, а третья – та, по которой веками шли наши предки, прорубая свой собственный цивилизационный путь сквозь толщу времен. И этот путь тоже не усыпан розами, но оплачен жизнями.

Россия упорно стоит в выжидательной позиции (если это позиция), стоит уже много лет, что особенно заметно на фоне динамично и кардинально изменяющегося мира. О нежелании правящего класса страны что-либо менять говорят сегодня так часто, что тема кажется избитой и даже тривиальной. Но тривиальность тривиальности рознь. Остановимся на этом суждении немного подробней, оно наводит на размышления. Как отмечается в этимологическом словаре Фасмера, тривиальность – это или то, что валяется на большой дороге (лат. trivirlis), или просто перекресток трех дорог (trivium). Есть и еще одно значение слова, о котором напоминает Ролан Барт (актовая лекция, прочитанная им при вступлении в должность заведующего кафедрой в Колледде Франс в 1977 году): «triuialis – это атрибут публичной женщины, поджидающей клиентов на перепутье трех дорог». Вот она, подсказка: видимо, обстоятельства (и не только обстоятельства, а силы влияния) принуждают Россию специализироваться исключительно на торговле собственным телом – ресурсами. Для того чтобы сохранить такой специфический бизнес, ничего в жизни менять не надо, надо просто «держать место». Для такой жизненной ориентации страны нет никакой необходимости насаждать качественное и действительно доступное народное образование, поддерживать собственную фундаментальную науку, укреплять армию и флот (гео-сутенеры и влиятельные клиенты сами позаботятся о твоем благополучии и безопасности). Не хотелось бы думать, что эта гипотеза, построенная на случайной аналогии, верна, но другой пока нет.

В любом случае затянувшееся время «простоя» для России заканчивается, как и время ее позора. А то, что касается большого выбора, то его, по сути, у нас нет. «Прозападный» путь нам заказан, заблокирован самим Западом, о чем мы еще будем говорить. «Провосточный», а точнее все более антизападный путь (конфликт цивилизаций перестал быть чистой теорией, став грубой геополитической реальностью) не только не созвучен с духом России и ее европейской культурной ориентацией, но и не сулит ничего хорошего по определению ни нам, ни возможным в этом случае союзникам. Так что у России, как говорится, было и будет только два верных союзника – армия и флот…

В российском обществе и в русских людях сегодня с трудом, но просыпается инстинкт жизни. Мешает этому два тесно связанных между собой обстоятельства.

Первое – вынужденная национальная немота. Этот недуг проявляется в полном параличе внятной национальной политики и в зияющих нишах, которые должны быть заняты несуществующими ныне политическими институтами. Мы растеряли даже то немногое из уникального опыта многонациональной России, что сохранялось в конце ХХ века. Зададим ряд вопросов. Что пришло на смену Палате Национальностей в нынешнем двухпалатном парламенте? Чем заменили упраздненное министерство, худо-бедно (и худо, и бедно), но решавшее хотя бы некоторые проблемы в сфере региональной национальной политики? Что помешало, к примеру, при создании и в процессе реорганизаций Совета Безопасности, Государственного Совета или Общественной палаты и других новообразованных структур, обеспечивающих взаимодействие верховной власти с институтами реабилитируемого гражданского общества, подумать о введении в рамках этих организаций особого звена, обеспечивающего более или менее представительное и полноценное представительство народов России? Такие предложения не раз вносились, но ни разу серьезно не обсуждались. Вопросы можно множить до бесконечности, ответа нет. Все это не позволяет русским (великороссам) и другим народам нынешней России не то, чтобы участвовать в решении своих наболевших проблем, но хотя бы во всеуслышание заявить об их существовании. Сегодня уже трудно представить, что национальные интересы можно свободно и публично обсуждать, а возникающие противоречия разрешать своевременно и коллективно, как это принято в больших семьях с хорошими традициями.

Не останавливаясь подробно на внутриполитических и внешнеполитических факторах, которые привели к такой ситуации, можно констатировать, что дефицит стратегического видения и чрезвычайно узкий временной горизонт политического планирования, обусловленный отсутствием полноценной национальной политики и невозможностью артикулировать национальные интересы, – это исключительный и недопустимый фактор риска, риска безвременья. Об этом ничего не говорится в Концепции национальной безопасности Российской Федерации, хотя риски такого рода по своей разрушительной силе, несомненно, превышают все перечисленные в ней угрозы. Заметим, что в концепции этой даже понятие «этнос» употребляется всего пять раз, причем во всех случаях лишь с явной негативной оценкой: «этносепаратизм», «этноэгоизм», «этноцентризм», «этнонационалистические интересы» и «этнополитические проблемы». Также, кстати, обстоит дело и с вопросом о конфессиональной принадлежности граждан, и о роли культурообразующих конфессий, важнейшая из которых в России – православие, хотя устойчивость конфессионального пространства, как известно, обеспечивает сохранность цивилизационной идентичности, а также социальной и политической стабильности общества в целом. В Концепции национальной безопасности о религии, как и об этносах, упоминается пять раз и только тогда, когда речь заходит о «негативном влиянии иностранных религиозных организаций», «культурно-религиозной экспансии на территорию России», «религиозном экстремизме» и «религиозных конфликтах», а также о «независимости … от отношения к религии … и от других обстоятельств». Такой подход в значительной степени обесценивает доктринальную основу всей государственной политики и превращает саму Концепцию национальной безопасности в фактор повышенной опасности.

Второе обстоятельство – предельно запущенный социальный недуг, имя которому – ничем не оправданное чудовищное социальное неравенство. Степень запущенности этой болезни стало невозможно скрывать после того, как почти молниеносно на глазах потрясенного мира произошло незапланированное удвоение российского ВВП (воров, вредителей, паразитов). Но особенно тревожит тот очевидный, но упорно замалчиваемый факт, что социальное неравенство в многонациональной России имеет кроме всего прочего заметную этническую окраску и крайне уродливые региональные проявления. Одно их них – феномен трех Россий: «Рублевско-Лондонской», «Столичной» и «просто России». Интересы последней постоянно приносятся в жертву амбициям двух первых.

Недуги эти как бы уходят в подполье, становятся незаметным, чтобы взорвать изнутри общество. А произойти это может в тот решающий момент, когда Россия, и без того перегруженная нерешенными социальными проблемами, с трудом, но выйдет, наконец, на траекторию уверенного экономического подъема, не связанного с углеводородной зависимостью. С Россией похожая беда уже случалась, когда ее убивали на взлете. И здесь уже не суть важно, кто нанесет непоправимый удар или подожжет фитиль – террорист или агент влияния, рядовой провокатор или честный борец за справедливое возмездие. На этом месте может оказаться почти каждый, кто так или иначе, даже против своей воли соприкасается с голыми проводами большой политики. Взорвать Россию сможет и рядовой парень в маленьком городке, не проглотивший оскорбления от распоясавшегося заезжего нувориша, рабо- или наркоторговца, и очередной мессия от какой-нибудь из радикальных партий, и затрапезный политтехнолог-пиротехник, специализирующийся на взрывных политических устройствах и словесных фейерверках по случаю государственных торжеств. Исход один, и он предрешен, если не наступит отрезвление.



Нежить

Далеко не случайно политическая нежить всякого рода на дух не переносит не только традиционализм и религию, но и само имя «Россия», пророча ей из года в год, из столетия в столетие окончательный раздел, разорение, небытие. Она ломает голову не о том, какой должна быть Россия, а о другом: зачем России вообще быть? Нежить воспроизводится в каждую эпоху и каждый раз после очередного поражения с удвоенной энергии и в новом обличии, скупая на корню выставленные на продажу умы, таланты, приватизированные совести. Она вновь и вновь строит свои богоборческие утопии, расчищая для них все новые пространства, занятые чужой и не понятной для них верой, враждебным для их «плавильно-котлового» менталитета многообразием национальных культур и традиций. Россия – слишком большое пространство и на Земле, и во времени, чтобы его обойти. Немереные русские богатства на фоне наступающего ресурсного голода будоражат нездоровое воображение, а история нашей страны и ее духовная культура столь многолики и самобытны, что невозможно не заметить разительного контраста между жизнью и нежитью. Это и тревожит нежить, которая множится, выискивая, пестуя и собирая со всех концов мира, да и в самой России популяции потенциальных русофобов – усмирителей и палачей по призванию, разрушителей и предателей по роду деятельности. Их положение обязывает выкорчевать русское начало даже из собственной истории, а тем более из культурной памяти народов мира, из вечности, где так свободно чувствует себя русский дух.[7]

О сокровенной связи России, русского духа и вечности как об источнике смертельной опасности для «расы, которая хочет возвыситься над своим происхождением из черни и проработать себя для будущего господства», размышлял не только Ницше в своих сумрачных блужданиях по ту сторону добра и зла, но и его предтечи и последователи. Приоритет Ницше заключается лишь в том, что он одним из первых, если не первый, предсказал не только неизбежность наднационального объединения европейских стран в единый союз, направленный против России, но и попытался осмыслить внутренние причины, мотивацию и отдаленные последствия такого шага. Он видел трагический для самих европейцев исход силового решения этой проблемы: неизбежную и опустошительную для Европы войну и полное поражение Германии в новой схватке с русскими, которое обернется чрезмерным усилением позиций США.[8]

В чем-то похожая логика (единая Европа должна складываться как анти-Россия, но без провоцирования катастрофической войны с русскими) была заложена позднее в идейный фундамент Пан-Европейского союза (PEU), деятельность которого стала важным фактором в деле строительства Общеевропейского дома. Не случайно на заседаниях союза по сей день портрет Ницше соседствует с портретами Наполеона как истового приверженца идеи единой Европы, поверженного русскими, и графа Р. Куденхове-Калерги. Последний создал и возглавлял Пан-Европейский союз до 1972 года, будучи идеологом скорейшего и мирного объединения Европы перед лицом символической угрозы со стороны России, которая, по его мнению, обречена всегда играть роль жупела независимо от своего политического курса. Будь Россия красной или белой, большевистской или демократической, Европе все равно будет нужен враг такого масштаба, поскольку без холодящего душу страха никогда не удастся слить разноустроенных европейцев в одно политическое целое. И чем страшнее будет реальный образ России (большевистский и сталинский террор, угроза мировой революции и военной экспансии, некомпетентная и коррумпированная власть), тем лучше. Все дело в том, что одолеть Россию силой все равно не удастся, поскольку на нее работает вечность, а, следовательно, как повторял прозорливый граф, эта великая держава «возродится при любом исходе» и при любом режиме, после самого тяжкого поражения, нашествия и передела.

Следует заметить, что прогнозы самого Куденхове-Калерги, многие из которых давно сбылись, созвучны видениям Ницше, но идут дальше. Это не только его предсказание масштабов и итогов грядущей Второй мировой войны, исход которой решит столкновение Германии и СССР, но и удивительно точная оценка последствий неизбежной военной и моральной победы России – отделение Восточной Европы (пророссийской, просоветской) от Западной Европы, которая окажется в опасной зависимости от США (написано в 1926 году!). Все это на многие годы отодвинет возможность европейского объединения и ослабит позиции европейских стран. Так и произошло.

Но если Наполеону не удалось сплавить европейские государства в единое целое ни принудительным миром (неудавшиеся попытки установления вечного союза Франции с Россией[9] в интересах мирового единодержавия), ни военной силой с устранением России как главного препятствия на этом пути, то последователи Куденхове-Калерги сегодня почти достигли намеченной им цели. Что же это за цель? Как он и предсказывал, принцип построения Европейского Союза «свободная нация в свободном государстве» вытесняет и со временем окончательно вытеснит понятие «гражданин своего государства», которое, по его словам, изживет себя, как и понятие «церковь»… Вот приговор, который выдает утопическую природу великого проекта Европейского дома: как сказано, Содом и Гоморра не позавидуют тому дому, где не найдется места Спасителю.
В этой связи следует обратить внимание на одно важное обстоятельство, которое, к слову, иллюстрирует близость позиций представителей разных конфессий и, прежде всего, православных и католиков. Имеется в виду реакция на общую и антихристианскую по своей сути угрозу, которую несет в себе модель европейской интеграции, игнорирующая исторически сложившееся конфессиональное пространство Европы и допускающая его планомерное, то есть заложенное в принятый политический план, разрушение. Речь идет в частности о совпадении оценок Предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Алексия II и ныне покойного Папы Римского Иоанна Павла II при обсуждении проекта Конституции Европейского союза. В данном случае не может быть речи о какой-то совместной организованной акции, но единство позиций не вызывает сомнений. И Святейший Патриарх, и Папа Римский говорили о том, что европейский дом не может строиться на фундаменте антиклерикализма.

Но кто виноват в неустранимом противостоянии России (особенно в тот момент, когда она возвращается к своим конфессиональным истокам) и Европы, когда она идет в обратном направлении – обрывает свои христианские корни? И здесь ответ кроется в отношении русских к вере. По словам того же Ницше, в вечном противостоянии Европы и России в конечном итоге виновна сама Россия, ибо она, «подобно церкви, может ждать». У кандидатов в сверхчеловеки нет такой возможности. У них нет не только вечности, но и минимального срока, необходимого для защиты своих интересов от геополитических конкурентов, растущих, как на дрожжах. И это действительно так: живая православная Россия, открытая вечности, лишает смысла принцип мирового единодержавия, на котором строится геополитика с момента ее зарождения, и обесценивает самые блестящие проекты мирового передела на основе этого принципа.

Мировое единодержавие – политическая идея и соответствующий этой идее постоянно пополняемый набор разношерстных и конкурирующих между собой политических доктрин преимущественно националистического, социал-демократического или либерально-демократического толка, суть которых заключается в поиске путей создания единого глобального центра власти «избранного меньшинства». Эта идея и основанная на ней политическая практика не имеют ничего общего с принципом единодержавия во всех его традиционных смыслах. Этот вывод можно сделать применительно и к мировой истории в целом (начиная от аристотелевского единодержавия народа как «единицы, составленной из многих») и к феномену становления российской государственности в частности (единодержавие как синоним самодержавия – основного противника стратегии мирового единовластия). Идея мирового или всеобщего единодержавия откровенно враждебна по отношению не только к этому демократическому принципу, но и к духу русской цивилизации. Те либералы, которые настойчиво обосновывают современные версии планетарного единодержавия, вынуждены отречься от базовых философских принципов либерализма. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить о позиции И.Канта, по мнению которого «могила всеобщего единодержавия (или же союза народов для того, чтобы деспотия не прекращалась ни в одном государстве)» является неисцелимым злом, более опасным, чем война.[10]

Сам факт бытия России не позволяет единодержавию и армии его адептов – «черни потенциальных сверхчеловеков» состояться, что обнажает миру их жалкое недочеловеческое естество. Именно «косная Россия» в течение столетий не дает им до конца подточить и обрушить основы социального мироздания и разорвать связь времен, укрепить владычество самоизбранных кланов ценой упадка и гибели «неперспективных» национальных культур, языков и цивилизаций. В этом и только в этом заключена не подлежащая исторической амнистии вина русских перед расой несостоявшихся господ и перед лжеучителями, «которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель» (2 Кор. 3:1).

Поэтому нет ничего удивительного в том, что похожие чувства к России, русским, славянам и, разумеется, к церкви питал и К.Маркс, видя в православной Российской империи главное препятствие на пути глобального революционного обновления, поскольку «революция имеет только одного действительно страшного врага – Россию». При этом основоположники «единственно верного учения» уповали, прежде всего, на коварство ее внутренних врагов, ибо, как проговорился Ф.Энгельс, видимо многое знавший о методах подрывной работы в России, именно «внутри самой русской империи имеются элементы, которые мощно работают над ее разрушением».[11]

Исторический парадокс заключается в том, что Маркс оказался прав даже в своей неправоте: в соответствии с его прогнозом (см., например, переписку с Н.Ф.Данильсоном, высказывавшим опасения о возможных жертвах в случае русской революции) Россия действительно захлебнулась кровью, когда нежить крушила ее государственный и цивилизационный хребет. Крушила, заметим, руками тех самых «элементов», которые «нашли в себе мужество осуществить действительный прогресс», не взирая на горы трупов, через которые, по мысли Маркса, мчится «триумфальная колесница истории, самой жестокой из всех богинь».>[12]

Так был открыт для России и мира путь в великую утопию, так миллионы граждан России повели на бойню, принеся их жизни, жизненный уклад народов, коллективную память, национальную историю и культуру в жертву («на алтарь») мировой революции. По схожему сценарию, предугаданному еще Ницше, нежить ХХ века породила и сделала своей ударной силой германский милитаризм, отмобилизованный и направленный созревшей к тому времени нацистской идеологией, которая в течение долгого времени бережно культивировалась на почве ницшеанского нигилизма в лучших идейных лабораториях и университетских центрах.

Кому доверят эту миссию в новом столетии? Ответа не придется ждать долго. Нежить нового века уже давно подняла голову, для начала выискивая способы отождествить фашизм с Россией, о чем уже говорилось. И здесь все приемы хороши – от попыток взвалить ответственность за последствия мировой бойни на народ-освободитель и любой ценой отыскать или насадить «русский фашизм»[13], до прямого оправдания и даже легализации гитлеризма, свидетелями чего мы являемся, взывая к заказчикам преступления против человечности остановить исполнителей. Неужели кто-то серьезно полагает, что героизация гитлеризма, кнутом обратившего почти всю Европу в единую анти-Россию, или вытравливание великорусского языка из школ и вузов, из политической и общественной жизни коренного русского и тем более великорусского населения (в том числе на его исконных землях) – это собственное изобретение и инициатива прибалтийских или украинских русофобов? Неужели кто-то допускает мысль, что погромщиков русской культуры и новых наци не пугает мнение их просвещенных европейских или заокеанских патронов? Не верится. Кто платит (обеспечивая финансовую и политическую поддержку русофобии, гарантируя ускоренную интеграцию в ЕС), тот заказывает музыку. Очевидно, что в победной симфонии, написанной для новой Европы, по идейным соображениям пока не предусмотрена партия для такого инструмента, каким является великорусский язык. Отсюда и вся прыть политической нечисти и нежити.

Но это «пока». Сильная Россия может стать опорой сильной и действительно единой Европы, если та откажется от своей порядком обветшавшей антироссийской фобии, которая является не чем иным, как признаком слабости и зависимости.




[1] Похожим приемом из арсенала «прикладной политической лексикологии» сегодня пользуются, кстати, при упаковке и распространении статинформации о совершенно противоестественной, не имеющей аналогов в мире динамике и структуре вымирания русских и ряда других народов России. Демографы назвали этот процесс организованного самоистребления «русским крестом»: летящая вверх «линия смерти» (регистрируемой смертности), косящая по преимуществу дееспособные поколения, пересекается почти под прямым углом с падающей в небытие «линией жизни» – показателями рождаемости. Именно этот молох смерти даже публичные политики и специалисты называют «естественной убылью населения»... Для понимания уровня цинизма подобного подхода важно увидеть общий социальный и демографический фон, на котором разворачивается драма. Этот фон – ежедневные, из года в год, из десятилетия в десятилетие массовые и почти ритуальные детоубийства (т.е. убийства, не только не осуждаемые, а и узаконенные государством, принятые светским обществом как необходимость, ставшие обычаем и нормой, воспринимаемые как право и даже обязанность русской женщины). В нынешней России двое детей из трех приговариваются к смерти до своего рождения. Это уже не статистика, а состав преступления против человечности. Убийства эти провоцируются социальным унижением и необъявленной войной против семейного уклада жизни – откровенной пропагандой свободных и «нетрадиционных» отношений. Они поощряются борцами за либеральные ценности и ничем не ограниченные свободы, стимулируются идеологами глобальных программ «планирования семьи». А самые чудовищные формы узаконенного истребления народа подаются как естественные издержки демократизации. Решительно против – только церковь. Государственные мужи и «жены», парламентарии обеих палат заняты другим – публичными шоу-дискуссиями о легализации эвтаназии в России. Если они об этом заговорили, значит, уже появился заказчик введения еще одной разновидности узаконенных «либеральных» массовых убийств, а народные избранники осторожно прощупывая общественную реакцию, «опривычнивают» и легитимируют тему, дают эфир палачам по призванию, прокладывают им путь…
[2] Слова «прошлое» и «наследие» по ленинской традиции употреблять должно применительно к России с обязательным идейным гарниром: «рабское», «проклятое» и пр.
[3] 4 ноября 1612 года считается днём окончания Смутного времени завершившего правление царя Бориса, когда воины народного ополчения под предводительством гр. Кузьмы Минина и кн. Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город в Москве. В этот же день (4 ноября) Православная церковь отмечает праздник иконы Казанской Божией Матери – ред.
[4] Шамшурин В.И. Дарение и творение (в печати).
[5] Подобная технология, к слову, давно освоена не только нашими известными политтехнологами, которые «разводят» клиентов на выборах, работая сразу на противоборствующие группы, но и финансовыми структурами, оказывающими поддержку сразу всем «проходным» кандидатам. Причем «денежные мешки» и технологи чаще всего – одна кампания: кто бы ни прошел, она в выигрыше.
[6]> Выражение «нынешняя Россия», хотя и отдает просторечьем, но представляется более точным, чем «современная Россия», поскольку в нашей стране сегодня сосуществуют разные «временные пояса», и каждый волен выбрать себе современников. Один пояс – время великой русской и мировой литературы и философии, отцов церкви и народных сказаний, другой – политический новояз, который в нынешней России почему-то неотличим от воровского арго, третий – визуальное время хуанит и педров, клоаки околополитических компроматов и мародерствующих папарацци.
[7] Тема вечности как измерения русской культуры была предметом специального анализа на страницах нашего журнала. См.: Расторгуев В.Н. Русская культура и российская политика / Трибуна русской мысли. М., 2003. №2.
>[8] Интересные обобщения, связанные с этим прогнозом в контексте современной геополитики, делает английский политолог Кристофер Коукер. См.: Коукер К. Сумерки Запада. М., 2000.
[9] Особого внимания заслуживает далекая от традиционного видения оценка этого проекта, данная Н.Я.Данилевским в его книге с говорящим названием «Горе победителям».
[10] Кант И. Об изначально злом в человеческой природе. Соч. М.: «Мысль», 1965. Т.4. Ч.2. С.37.
[11] Маркс К,, Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М. Т. 15. С. 252.
[12] Маркс К., Энгельс Ф. Письма о «Капитале». М.: Политиздат. С. 293.
[13] Любой ценой отыскать и насадить «фашизм» в народе, раздавившем реальный гитлеризм, – два направления одного политического проекта, о сути которого могут не знать только нанятые актеры и наивные зрители. Но не следует искать несведущих людей среди организаторов этого хорошо режиссированного политического действа, планомерно разжигающего

http://www.spravedlivo.ru/news/position/3060.php

Доктор Джекил или мистер Хайд? В ожидании НОВОГО Рождества - Православный журнал ''Фома''

Доктор Джекил или мистер Хайд? В ожидании НОВОГО Рождества - Православный журнал ''Фома''

Реальность разрушенной Западом Ливии.(Eng.sub)

Русский философ Иван Ильин (фильм Н. Михалкова)

Русский раб. 14 лет сванского плена

Я РОДИЛСЯ И ВЫРОС В ЧЕЧНЕ

http://midgard-info.ru/society/ya-rodilsya-i-vyros-v-chechne.html

Американские индейцы - уничтоженная цивилизация 2ч

"МП" Международный экономический кризис

Русский код развития… «Когда бывший инженер торгует носками, он чувствует себя униженным»

Русский код развития… «Когда бывший инженер торгует носками, он чувствует себя униженным»

С ПРАЗДНИКОМ ВВЕДЕНИЯ ВО ХРАМ ПРЕСВЯТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ И ПРИСНОДЕВЫ МАРИИ

С ПРАЗДНИКОМ ВВЕДЕНИЯ ВО ХРАМ ПРЕСВЯТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ И ПРИСНОДЕВЫ МАРИИ 

ПРИМУ ДУШУ ЕГО

Беловежский переворот » МИР и Политика

Беловежский переворот » МИР и Политика

Sviridov - Have mercy on us, O Lord

Κύριε Ιησού Χριστέ Ελέησον με - Η ΝΟΕΡΑ ΠΡΟΣΕΥΧΗ.

ΚΥΡΙΕ ΙΗΣΟΥ ΧΡΙΣΤΕ ΕΛΕΗΣΟΝ ΜΕ ΤΟΝ ΑΜΑΡΤΩΛΟ

Libera - Te Lucis (Tallis's Canon)

Избранное (плейлист)

http://nwtele.ru/archive/793

"А в чистом поле система "Град", за нами Путин и Сталинград"

'Диалог под часами'. В студии Виктор Аксючиц.

Куда тянет страну Путин и его истинные цели.

Куда тянет страну Путин и его истинные цели.

Евгений Федоров интервью ОКО ПЛАНЕТЫ (22.10.2012)

Доллар будет запрещен с нового года.

ПРИМУ ДУШУ ЕГО

флаг ... Израиля?

за главой РПЦ водрузили флаг ... Израиля

https://sites.google.com/site/azoko09/kluc-k-tainstvam-natury--k-e

ПРИМУ ДУШУ ЕГО

"

ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ"

О БОЖИЕЙ ТКАНИ


Вчера зашел ко мне мой сосед — душу облегчить. Он посидел у меня с полчаса, долго раскуривал свою прокуренную трубочку и под конец рассказал о самом важном, что у него лежало на сердце.

«Мой отец, знаете, был очень добрый человек. Он давно уже скончался, но как вспомнишь его, так на душе тепло и светло сделается. Он был, понимаете, портной; хороший портной, мастер своего дела; так умел построить костюм, что просто заглядение. К нему из соседних городов франты приезжали и всегда бывали очень довольны: так — посмотришь, будто нет ничего особенного, а приглядишься — ну просто художество. И всегда обо всех людях болел. Сам шьет, что-то грустное напевает, а потом вдруг скажет: «Нехорошо вчера соседи Митревну изобидели, зря, все виноваты перед ней»; или: «Петру-то Сергеевичу в праздник надеть нечего, надо бы ему справить»... И опять шьет.

Бывало, разволнуется и начнет мне о «ткани» рассказывать; а он никогда не говорил «матерьял» или «сукно», а всегда «ткань». «Присмотрись, — говорит, — Николаша, к людям. Ведь мы все одна ткань. Вот, гляди, каждая нитка к другой приникла и держит ее; все сплелись друг с другом, все вместе к единству сведены. Вот выдерни из этого суконца одну нитку, и всю ткань повредишь. Если только одна ниточка не удалась, сплоховала, истончилась или порвалась, так весь кусок выходит в брак. Ни один хороший мастер этакую больную ткань не возьмет, ни один заказчик и смотреть на нее не станет. Так и гляди, выбирая, чтобы не промахнуться, чтобы больной ткани и в заводе у меня не было.

Вот и с людьми так же. Мир от Господа так устроен, что мы все — одна сплошная ткань. Все друг к другу приникли, все друг друга держим и друг другом держимся. Если одному плохо, то всем нехорошо, а люди этого не разумеют: глупы, близоруки. Думают: «Что мне до него, когда мне самому хорошо»... А на самом-то деле не так. Если одному которому-нибудь плохо, то он мучается и болеет; и его мука от него во все стороны распространяется. Ходит угрюмый и других угрюмит. От его беспокойства всем неуютно. От его страха у всех раздражение делается. Люди друг к другу злым местом повертываются: не доверяют, подозревают, обижают, ссорятся. И все чувствуют, что это от него идет и на него за это раздражаются. И он это чует, отвернется, в себя уйдет, ожесточится. Ему любовь нужна, а они к нему с раздражением. И никто не видит его муку, а видят только его угрюмость, жестокость, сварливость; и не любят его... И вот уже разрыв, порвалась ткань, врозь идет, расползается. Надо скорей чинить дыру; а никто за это не берется:

«Мне, — говорят, — какое дело? его беда, он и чини». А разрыв все растет и ткань испорчена. А чинить можно только любовью: твоя беда — моя беда, моя беда — общая»...

А еще отец так говаривал. «Ведь это и в хозяйстве так. Бедный человек не одному себе беден, а всем. Нищий человек не у себя просит, а других тревожит, о муке своей говорит, язву свою обнажает. Где беда, там общая беда; где голод, там всем хлеб горек. Безработный не один скитается, мы все им заболели. Все равно как зуб заболит; заболит — и весь человек в смятении. Несостоятельный человек, неудачник или пьяница — он свою беду во все стороны излучает, всех задевает, всех бременит. И опять вся ткань испорчена; и надо как можно скорее чинить, помогать, дыру заделывать. Где ты не можешь, я за тебя смогу; где оба не сможем, другие вывезут».

Сердечнейший человек, знаете, был отец. И помогал всем, везде, где только мог. «Я, — говорил, — «починкою был занят», «дырку заштопал». И так, бывало, делал: собирает отрезки от всех сукон и костюмов, иной раз прямо выпросит остаточек у заказчика, и подбирает; вертит, лицует, составляет, подгоняет; очень ловко... И потом шить начнет. И уж тогда веселые песни поет. Глядишь — жилет построил; или брюки. А иногда и целый костюм подберет; завернет аккуратно в платок и снесет бедняку. И тому запретит рассказывать: этого, говорит, никому не надо знать; молчи, и все. И только мы в семье понимали, что происходит. А уж любили его, как редко кого. И за советом приходили, и просто поплакать.

Нет, знаете, разбогатеть он не хотел; ни к чему это, говорил. Сами прокормитесь. Ка-кое наследство... Вот что о ткани говорил, это наследие. А как почуял смерть, позвал меня и сказал: «Ухожу, Николаша. Не грусти. Все мы — нити в ткани Божией; и пока живем на земле, дано нам эту ткань беречь и крепить. Помнишь ты, был хитон у Спасителя, несшитый, цельный, весь тканый сверху донизу. Вот этот хитон нам помнить надо. Все мы — нити его и по смерти призваны врасти в него. Помни о нем. Это ткань Божия. Береги ее в земной жизни: каждую нитку крени, от сердца ревнуй. Сердце больше всего слушай. О чем оно вздохнет, то и делай. И все будет хорошо»...

Вот и кажется мне, знаете, что он прав был. Все мы — одна ткань. И в этом, чуется мне, мудрость жизни сокрыта»...




Иван Ильин



..

М. Хазин. Если мы такие умные, почему мы такие бедные

Эти люди продали свою страну.

Хазин М.Л. о мировом правительстве

Хазин,ЧИПИЗАЦИЯ.wmv

ХАЗИН О ЛИБЕРАЛАХ И НАВАЛЬНОМ

Чего хотят Путин и Медведев (либеральная доктрина)

Конец России?

МИГРАНЯН Андраник
0 37
По всей видимости, те люди, которые в свое время принимали решение о роспуске СССР как геополитической реальности и субъекта международного права, не отдавали себе отчета в том, что этим актом они ликвидируют не только СССР. Минуло всего лишь 10 лет со времени подписания Беловежских соглашений, а уже со всей очевидностью вырисовывается картина медленного ухода под воду и самой России. Если после гибели западной части Римской империи ее восточная часть, Византия, прожила славную тысячелетнюю историю, то теперь создается впечатление, что Россия как государство, как субъект международной политики и как геополитическая реальность вряд ли протянет и сто лет после распада Советского Союза в нынешних своих границах.

Пишу об этом с огромным чувством горечи и с надеждой на иную участь для расчлененной Родины. Но существующие реалии заставляют смотреть на вещи трезвыми глазами и видеть то, от чего пытаются отворачиваться политики, так как это портит им настроение, и значительная часть экспертов, так как это не может дать им никаких возможностей заработать здесь и сейчас. Даже такая грандиозная дата, как десятилетие распада СССР, не стала поводом для серьезного обсуждения вопросов о том, что с нами произошло? Почему это произошло? Что нас ждет впереди? И что нам делать? Политический класс, бизнес-элита и экспертное сообщество полностью погрузились в процесс бесконечного дележа нажитых в СССР собственности и богатств, когда одни госчиновники и лидеры отечественного бизнеса, сговариваясь, берут себе жирные куски, а эксперты интерпретируют этот процесс как строительство демократических институтов и рыночных механизмов, как встраивание России в цивилизованный мир. По поводу того, как на деле происходит строительство рынка и демократии, сказано много, в том числе и мною, а потому остановлюсь на вопросе встраивания России в цивилизованный мир — то есть на поиске Россией своей ниши в сложившихся в мире новых международных отношениях.

Перефразируя Чаадаева, можно сказать со всей ответственностью, что главной трагедией для отечественного руководства во все времена было отсутствие исторической памяти (Чаадаев в этом винил русский народ. — АМ), всегда приводящее к тому, что всякий русский руководитель каждый день начинает, словно с чистого листа, а потому обрекается на повторение одних и тех же ошибок. Со времен Горбачева СССР, а затем Россия, проходит третий этап своего геополитического и геостратегического отступления, приведшего к подчинению политики страны стратегическим целям и интересам Соединенных Штатов, не имеющих в свою очередь никаких обязательств перед нею, поскольку не существует никаких серьезных общих для США и России экономических, политических союзов или структур безопасности. Таким образом, провозглашенная на первом этапе Горбачевым политика встраивания России в западную цивилизацию закончилась потерей ее присутствия и влияния в Азии, Африке, Латинской Америке и Восточной Европе. Вместо интеграции в Европу и цивилизованный мир через обмен военной силы, геополитических, геостратегических преимуществ, имевшихся благодаря присутствию во всех ключевых зонах мира, на привлечение Запада к модернизации советской экономики, на способствование выходу российских товаров на мировые рынки, на вовлечение России в экономические, политические и оборонные структуры Запада, горбачевское руководство пошло на беспрецедентную в ми­ровой истории глупость: оно попыталось превратить сферу жестких, прагматических отношений в филантропическую сферу, где, по их замыслам, за добрые дела и геополитические подарки и уступки СССР должен был получить вознаграждение в виде интеграции в цивилизацию. Эти люди не понимали, что путь в компанию цивилизованных народов (тем более что многие из тех, кто уже там, СССР и нынешнюю Россию не считали и не считают «своей», то есть европейской по культуре и менталитету, страной) — это путь жесточайшего торга. Не мешало бы иным лидерам эпохи Горбачева вспомнить, сколько крови стоило Европе в 1960—1970-е годы одно только вовлечение Великобритании в «Общий рынок». Очевидно, что СССР мог интегрироваться в цивилизованный мир только шаг за шагом при условии сохранения своего научно-технического потенциала, мощнейших вооруженных сил, консолидированной власти внутри страны. И каждый шаг на пути интеграции СССР в Запад должен был компенсироваться — через упорные переговоры — за счет ухода из Никарагуа или Анголы, финляндизации Восточной Европы, медленного изменения ин­ституциональной и ценностной системы в СССР и т. д. И окончательный уход СССР из Восточной Европы должен был совпасть по времени с необратимой интеграцией страны в западный мир в качестве самостоятельного и равноправного партнера. Конечно, это некая идеальная модель, но она должна была существовать как в головах политиков, так и в соответствующих документах, где следовало заранее детально расписать шаги, которые должны были привести к необходимому результату как для СССР, так и для мира в целом. Суммируя, можно сказать: интеграция в цивилизованный мир и в Европу в качестве равноправного партнера для тех стран и народов, которых там считают чужаками и нецивилизованными, возможна только при наличии у них громадных ресурсов в военной, политической, геополитической и геостратегической сферах и их продуманного обмена на финансовые ресурсы и технологии, необходимые для осуществления модернизации в экономической, политической и социальной системах. Именно таким путем медленно, но уверенно, движется сегодня Китай, с каждым годом увеличивая свой потенциал и ресурсы для облегчения процесса интеграции в цивилизованный мир.

Создав хаос внутри страны, Горбачев и его команда утратили контроль над процессами, происходившими как в СССР, так и в мире, и тем самым бесплодно растранжирили тот ресурс, который можно было использовать для обмена с Западом: «Мы Вам — уход из Европы и модернизацию СССР, выход из тоталитаризма; Вы нам — интеграцию в Запад и цивилизацию». К августовскому путчу и Беловежью СССР подошел уже с гораздо меньшим ресурсом для интег­рации в Запад, чем тот, который имелся к моменту прихода к власти Горбачева в 1985 году. Не секрет, что за десять лет до этого, в 1975 году, Зб. Бжезинский, призывая Запад мобилизоваться для отпора экспансии коммунизма и СССР, цитировал В. Брандта, который, уходя с поста канцлера, сказал, что западным демократиям осталось жить до конца XX века, а там уже весь мир утонет в море тоталитарных диктатур. «Вьетнамский синдром» и поражение США в Юго-Восточной Азии, успехи коммунистов на выборах во Франции, Италии и Пор­тугалии, успехи ориентированных на СССР сил в Центральной и Латинской Америке, в арабском мире и в Африке вызывали тогда чувство исторического оптимизма именно у советского руководства, коммунистов и антизападников повсюду в мире, а не на Западе, как это уже сегодня, после распада СССР и соц-системы, кажется многим аналитикам, когда они смотрят на руины некогда устрашавшей весь мир империи.

Увы, с сожалением приходится констатировать, что ельцинская Россия в лице своих маргинальных и второстепенных государственных и дипломатических работников и новой, либеральной в самом вульгарном и провинциальном смысле, политической элиты не смогла (да она и не ставила перед собой такой задачи) извлечь уроки из трагической попытки СССР встроиться в Запад и тем более не осознавала необходимость обмена все еще имевшихся в распоряжении России ресурсов в отношениях с Западом на интеграцию в цивилизацию и в новый мир. Примитивные политики и дипломаты ельцинской команды нам и всему миру объявили, что мы уже на Западе и в цивилизации. Для них ликвидация КПСС, отмена марксизма-ленинизма как доминирующей идеологии, начало либеральных реформ означали, что Россия уже не имеет никаких специфических интересов, что нет причин для конфликтов и противоречий с Западом, что у всех одинаковые ценности и институты и потому открываются перспективы для безоблачных отношений между Западом и Россией. Правда, предполагалось, что раз российские демократы и реформаторы сами, без всякой торговли о цене, разрушили сначала СЭВ и ОВД, затем способствовали объединению Германии, ушли из Восточной Европы и вообще отовсюду в мире, а в довершение ко всему еще и разрушили Советский Союз, то теперь священный долг западных демократов организовать «план Маршалла» для России и стран СНГ, модернизировать их экономики, создавать основы гражданского общества, укреплять демократические институты и ценности и интегрировать в западные структуры. Однако очень скоро выяснилось, что Запад воспринимает так называемую демократическую Россию как новую угрозу для мира. Если СССР был угрозой из-за своей силы, то Россия — из-за своей слабости. В первую очередь Запад беспокоили наш ядерный арсенал и другие виды оружия массового поражения, которые могли попасть в руки стран, причисленных американцами к странам-«изгоям» и теоретически способных применить российское оружие массового поражения и научно-технический потенциал против США и Запада.

Таким образом, Запад не только не был вовлечен в процесс строительства в России эффективного демократического государства с развитой рыночной системой, но и оказался — речь идет прежде всего о США — заинтересован в стратегическом плане в трех вещах:

— во-первых, направлять деньги в Россию в первую очередь для сокращения и уничтожения ее ядерного арсенала и других видов оружия массового поражения;

— во-вторых, не допустить в какой бы то ни было форме реинтеграции постсоветского пространства под эгидой России, которое в перспективе, на основе более эффективной модели социально-экономической системы, могло бы создать в лице России могущественного конкурента в мире;

— в-третьих, не допустить быстрой консолидации государственной власти в России и восстановления субъектности государства, без которой невозможны ни создание эффективной экономики, ни интеграция постсоветского пространства.

Как стало очевидно в дальнейшем, среди приоритетов США и Запада в отношении России не было цели ее интеграции в европейские и международные структуры через списание долгов, модернизацию ее экономики и признание за ней статуса равноправного партнера. В этот период суть отношений между Западом, особенно США, и Россией наиболее точно выразил один из сотрудников клинтоновской администрации, чьи слова широко цитировали мировые СМИ: «Россия делает вид, что она великая держава, мы делаем вид, что в это верим». Внешняя политика России того периода соответствовала западным представлениям не об интеграции, а об адаптации России к новой ситуации в мире. А это означало, что отныне Россия рас­сматривается не как серьезный субъект международных отношений, а как объект, с которым можно обращаться без учета ее интересов, тем более что министр иностранных дел А. Козырев, да и Б. Ельцин, в первые годы своего правления занятый прежде всего войной с Верховным Советом и «комму-но-фашистами», не думали об интересах страны, а были озабочены задачей сохранения своей власти с помощью того же Запада. Только после разгрома Верховного Совета, некоторого укрепления власти и принятия новой Конституции, что устранило непосредственную угрозу положению Ельцина, даже в элитных демократических кругах появились первые признаки разочарования тем, что Запад не собирается решать проблемы России. Во внешнеполитической риторике Ельцина и Козырева появились намеки на обозначение каких-то российских интересов в жизненно важных зонах ближнего и дальнего зарубежья. Однако ни по одному вопросу не были разработаны позитивная повестка и программа действий, и от всех заявлений об особой роли России на Балканах, и особенно в Югославии, на постсоветском пространстве, при принятии конкретных решений после недолгого торга с Соединенными Штатами и Западом отказывались за бесценок. Таким образом была сдана Югославия, фактически ликвидирована вся ялтинская система и сведены на нет роль и значение главного института мировой политики как продукта этой системы — ООН и Совета Безопасности этой организации. Но если на начальном этапе Козырев сдавал эти позиции, мотивируя свои действия тем, что у России нет особых национальных интересов и она должна адаптироваться на условиях США и Запада, что выглядело как идеологически оправданная линия радикал-либералов, то в дальнейшем смена риторики при сохранении той же линии уступок высветила всю слабость и беспомощность российского государства, которое в целом ряде эпизодов в отношениях с Западом (как в случае с игнорированием США Совета Безопасности ООН и бомбардировкой Югославии и Ирака, так и с активным созданием геополитического плюрализма на постсоветском пространстве) не смогло сделать никаких адекватных ответных шагов, способствовавших бы укреплению субъектности России в отстаивании своих интересов в мире. Ельцинский этап геополитического отступления закончился полным поражением России на Балканах и разгромом Югославии, похоронами любых надежд на реинтеграцию постсоветского пространства хотя бы в рамках СНГ, угрозой потери Чечни и Северного Кавказа, перспективами превращения теперь уже самой России из конфедерации де-факто в конфедерацию де-юре.

Российская внешняя политика в период Ельцина — Примакова попыталась выработать концепцию многополярного мира и препятствовать доминированию США. Однако данная концепция не получила серьезной теоретической разработки, не говоря уже о конкретных программах ее реализации. Попытки использовать заинтересованность Китая, Индии, Ирана, Египта, целого ряда стран Европы, Азии и Латинской Америки не получили должного осмысления и оформления ни в российских политических, ни дипломатических, ни экспертных кругах. В значительной степени это произошло из-за отсутствия реальной востребованности такой концепции со стороны властей и из-за интеллектуальной убогости как политического, так и экспертного сообщества. Вовсе не случайно, что почти одни и те же люди занимались внешней политикой как на политическом и дипломатическом, так и экспертном уровнях как при коммунистах, так и при Ельцине, а теперь и при Путине. Подобная «пластичность» политиков и экспертов может быть весьма прибыльной лично для этих людей. И нет ничего удивительного в том, что одни и те же люди сначала привели к гибели СССР, а теперь готовят гибель России как государства — субъекта международных отношений.

На наших глазах разворачивается третий этап стратегического отступления России в мире — теперь уже при президенте В. Путине. Породив большие надежды у населения страны, обещав восстановить достоинство и величие России как державы и субъектность государства как внутри страны, так и в мире, добившись определенных успехов в Чечне, в прагматичной политике на постсоветском пространстве и в мире, консолидировав государственную власть, Путин столкнулся с новым вызовом, обрушившимся на мир 11 сентября 2001 года после терактов в Америке. Решения, принятые после этих событий, когда в сжатые сроки надо было ответить, где стоит Россия в то время, как президент Буш в угрожающей форме заявил: «Кто не с нами, тот против нас», решения, принятые президентом России спонтанно, без не­обходимого обсуждения и механизмов для принятия решений, без просчета результатов принимаемых решений, оказались катастрофическими по своим последствиям.

Расчеты на получение соответствующих дивидендов в обмен на безоговорочную поддержку и предоставление всех своих возможностей в распоряжение США оказались построенными на песке. Часто говорят, что удар по талибам со стороны США и Запада был в наших интересах. Возможно, это и так. Однако в данном случае талибы бросили вызов именно США, и это была война Соединенных Штатов, они должны были воевать вне зависимости от позиции России. А вот нужны ли были нам такая молниеносная война и разгром талибов? Ответ однозначен — нет. До разгрома талибов мы были лучшими друзьями США, но потом, после разгрома, политика Вашингтона по отношению к России вернулась к периоду даже не до 11 сентября, а к первым месяцам правления администрации Буша, когда президент и ключевые члены его кабинета как будто соревновались между собой, кто лучше выскажет свое пренебрежение по отношению к России. Полностью оказались посрамлены те политики и аналитики, которые говорили о том, что 11 сентября дало уникальный шанс России быстро интегрироваться в НАТО, в Европу, в западную цивилизацию, что между талибами и США Путин выбрал США и Запад и это открывает для России светлые горизонты.

Попытаемся подвести итоги политики Путина после 11 сентября и подсчитаем достижения и потери. Во-первых, и это самое главное, впервые США осуществили качественный «геополитический рывок после распада СССР и конца "холодной войны"» и вышли в тыл России, Китая и Ирана. Закрепление США в Афганистане и Центральной Азии меняет геополитику как этого региона, так и мира на многие десятилетия вперед. Приход США в этот регион действительно не может не обрадовать лидеров стран Центральной Азии. Эти страны были объектами потенциального давления со стороны России, Китая и исламского фундаментализма. В этих странах огромные ресурсы, особенно энергетические. До прихода США они находились в своего рода геополитическом тупике, зажатые со всех сторон и уязвимые со стороны крупных соседних держав. С одной стороны, США как бы открывают их ресурсы, в первую очередь энергетические, для себя и для Запада, с другой — они могут их защитить как от фундаменталистов, так и от возможной экспансии со стороны Китая и России.

США, доминируя в Афганистане и Центральной Азии, окажутся в состоянии определить направление газопроводов и нефтепроводов и не всегда при этом будут исходить из чисто экономической выгоды тех или иных компаний. Продвигаясь дальше в Закавказье, они фактически возьмут в свои руки процесс формирования нового «шелкового пути», по которому пустят энергетические ресурсы Каспийского региона, создадут эффективные транспортные пути и товаропотоки. Как транспортные пути и товаропотоки, так и газо-и нефтепроводы пойдут в обход России, что резко ослабит ее присутствие в регионе. США уже сегодня пытаются перейти от слов к делу в строительстве нефтепровода Баку — Джейхан с подключением к нему нефти Казахстана и других стран региона. Одновременно в американских политических кругах и в конгрессе обсуждается вопрос о проведении одной ветки этого нефтепровода через Армению, с тем чтобы экономической и энергетической вза­имозависимостью связать воедино все страны как Центральной Азии, так и Закавказья. Не случайно сегодня госдепартамент США активизировал свои усилия по нормализации отношений между Турцией и Арменией, Арменией и Азербайджаном. Если США удастся добиться успеха и в этих направлениях, то России придется окончательно распрощаться не только с Центральной Азией, но и с Закавказьем, где она все еще присутствует в качестве реального фактора благодаря нерешенности армяно-турецких и армяно-азербайджанских проблем.

Во-вторых, США демонстративно вышли из договора по ПРО, хотя предполагалось, что они дадут России шанс спасти лицо, осуществят испытание компонентов ПРО, но скорее модифицируют сам договор, отказавшись сокращать и уничтожать боеголовки своих межконтинентальных ракет. Нет ничего удивительного в том, что они отказываются заключить обязывающий договор с Россией о количестве боеголовок. Это означает, что США переводят свои отношения с Россией на другой уровень. СССР они считали равной для себя державой, а Россию — нет; и поскольку сами российские политики и эксперты полагают, что срок годности наших ракет и так закончится через несколько лет и у нас нет ресурсов по наращиванию ядерно-ракетного арсенала, то было бы глупо со стороны США связывать себя какими-то формальными договоренностями с Россией в этой области.

В-третьих, на пражском саммите Совета НАТО, возможно, будет принято решение о новом расширении НАТО на восток, после которого эта военная организация включит в свой состав бывшие прибалтийские республики Советского Союза. Это будет означать, что и на Западе будет преодолена красная линия в отношениях США — Россия и Запад — Россия.

Таким образом, США, обосновавшись в Центральной Азии, Закавказье и Прибалтике, вплотную подойдут к России. Следующим объектом для давления станет Белоруссия. Если еще на некоторое время продлятся эти бесплодные попытки объединения России и Белоруссии (по вине в основном России), то не исключено, что США поставят на повестку дня проблему Лукашенко, как раньше они делали с Милошевичем, а сейчас с Саддамом Хусейном.

В-четвертых, США и Запад вернулись к своей прежней политике в чеченском вопросе, в вопросах о СМИ в России и о правах человека. По всей видимости, они заставят российские власти пойти на новый Хасавюрт. Обосновавшись вокруг России, США попытаются управлять внутренними процессами в нашей стране. Поскольку российские власти пока что нигде не обозначили ту реальную красную линию, по пересечении которой Россия готова пойти на резкий разрыв отношений с Западом и США, последние продолжают давление на Россию, а та постоянно отступает. Самое интересное, что никто даже не пытается сформулировать пределы отступления, не говоря уже о том, что для многих либеральных политиков и аналитиков, еще недавно так сильно критиковавших Козырева, необходимости такой красной линии вообще не существует. Они считают, что Россия слаба, продвижение Запада и США неизбежно, сопротивление невозможно и бессмысленно и поэтому надо расслабиться и получить удовольствие. Еще недавно эксперты в свите бывшего фаворита президентской гонки Примакова на каждом углу рассуждали о многополярности, патриотизме и державности и поносили Козырева за бездарную внешнюю политику и за сдачу всех позиций Западу. Сегодня эти же люди в авангарде сил, которые считают идею многополярности глупостью и ратуют за немедленное вступление в НАТО, Европу и цивилизацию. Поражает пластичность тех, кто колеблется вслед за генеральной линией власти.

Они даже не осознают, что Козырев, проводя ту политику, верил в нее, а его бывшие критики, поддерживая нынешнюю политику и призывая еще быстрее идти по этому пути, выступают в роли обычных циников, стремящихся не сформулировать политическую линию и предложить ее власти, а угадать желания властей и поддержать любые ее шаги. И конечно, особенно поражает, что им кажется, будто в процессе интеграции в НАТО, Европу и цивилизацию при сохранении той политики, которую Россия проводит, от нее вообще что-либо будет зависеть.

По всей видимости, мы становимся свидетелями начала нового этапа теперь уже сформировавшейся стратегии США по отношению к России. После утилизации советского наследия в лице постсоветского пространства (Украины, Центральной Азии, Закавказья и Прибалтики) США приступают к процессу мягкого демонтажа самой России. Очевидно, что демографическая и экономическая ситуация в нашей стране не позволяет удержать более чем на несколько десятилетий ее огромные пространства и ресурсы. Если кто-то думает, будто США и Запад остановятся у границ России и не пойдут дальше, то они ошибаются. Международные отношения не терпят пустоты. Расчленение России и перераспределение ее ресурсов в конце концов станут главной целью внешней политики США и других стран Запада. По всей видимости, берет верх линия не на укрепление России как субъекта международных отношений и фактора сдерживания Китая, исламского мира, а линия на ликвидацию России в ее нынешних границах как геополитического фактора и серьезного субъекта международной политики. Для этого все необходимое сделано на западе от России, сейчас все решается на юге, остаются кое-какие вопросы на Дальнем Востоке. Если удастся найти определенную конфигурацию отношений между США, Японией, Китаем и объединенной Кореей, то необходимость России в этом регионе просто отпадет. Имеющиеся вопросы могут быть решены скорее всего без России и за счет России.

Создается впечатление, что ни в политическом, ни в экспертном сообществе не осознается угроза, что Россия при проведении такой политики со стороны США и Запада и при отсутствии ресурсов и воли к сопротивлению со стороны собственного политического класса интегрируется в мир в качестве территории, ресурсов и человеческого материала, а не в качестве страны, народа и государства — дееспособного субъекта международных отношений.

Остается надеяться только на то, что закон о пределах имперской экспансии, открытый Монтескье на основе анализа причин возвышения и падения Римской империи, сработает и по отношению к США. Согласно Монтескье, даже самые славные империи имеют географические пределы, и этих пределов они достигают тогда, когда ядро империи начинает слабеть. Период наибольшей экспансии совпадает с периодом наибольшей «тухлости» самого ядра, после которого происходит последовательное сокращение империй с последующим их крушением. Нечто подобное произошло с СССР в 1970-е годы. Внешне казалось, что страна достигла предела своего могущества: Советский Союз был везде — в Афганистане, Африке, Латинской Америке, Юго-Восточной Азии; влияние социалистических и коммунистических идей становилось доминирующим в Западной Европе. Однако уже через каких-нибудь 25—30 лет как от СССР, так и от его величия остались одни противоречивые воспоминания.

Есть ли хоть какой-то выход, кроме надежды на то, что Американская империя и глобализм по-американски, согласно закону Монтескье, когда-нибудь приведут к разрушению как Американской империи, так и глобализации по-американски?

Основной проблемой современной России с точки зрения включения в Европу и цивилизацию является ее экономическая слабость, на которую накладывается институциональная слабость власти. Хотя Путину и удалось в какой-то мере восстановить субъектность государства и консолидировать власть, однако все еще не отстроена эффективная вертикаль власти, нет осмысленной стратегии ни госстроительства (об этом свидетельствует хотя бы наличие не­понятного института полпредов президента в семи округах), ни внутренней, ни внешней политики. Социально-политическая стабильность в стране по-прежнему в основном зависит от мировых цен на энергоносители. С момента распада СССР за все годы существования нового российского государства так и не удалось создать орган, вырабатывающий внешнеполитическую стратегию и координирующий работу различных ведомств, так или иначе связанных с проведением внешней политики.

Если бы даже Путину удалось полностью консолидировать власть и восстановить субъектность государства и продемонстрировать волю к решительным действиям, то президенту России все равно было бы сложно чего-либо добиться, потому что центр по выработке стратегии развития России под руководством Грефа практически провалил эту работу. Ни в одной из названных выше сфер не удалось определить стратегические ориентиры, в направлении которых должна была двигаться страна.

Очевидно, что по крайней мере во внешней политике линия Горбачева — Ельцина — Путина не дает ощутимых результатов. Все эти годы говорилось о необходимости выработки собственной повестки во внешней политике. Вне всяких сомнений, что главным элементом этой повестки должна быть стратегия интегрирования России в новые международные отношения, в отличие от той стратегии адаптации, которую реализовывают по отношению к России США и Запад. В рамках этой стратегии по интегрированию необходимо было сохранить определенную дистанцию с США и Западом. Сегодня создается впечатление, что Россия как бы находится в клинче, говоря языком бокса, с США и Западом и наши партнеры заинтересованы, чтобы она в таком положении оставалась как можно дольше, так как это лишает нашу страну свободы маневра, при этом создавая иллюзию, будто мы еще более или менее твердо стоим на ногах. Есть угроза, что в любую минуту, когда США сочтут время для себя подходящим, они выйдут из клинча и Россия рухнет без всякой опоры.

Эта дистанция необходима, чтобы адекватно реагировать на те или иные шаги Запада, но в первую очередь — для увеличения собственной политической, экономической капитализации. Консолидация власти и восстановление субъектности государства даже при нынешних весьма скромных ресурсах может позволить России инвентаризировать свои ресурсы для проведения собственной политической линии. Очевидно, что для предотвращения нынешнего процесса отступления нашей страны по всему фронту придется определить четко и ясно те зоны, в которых в случае продвижения США и Запада наша страна будет использовать все свои возможности для отпора. Для этого следует определить соответствующие зоны ближнего зарубежья, к примеру Украина или Закавказье, и в случае продвижения Запада использовать все возможности для дестабилизации ситуации в этих странах, с активным вовлечением русского и русскоязычного населения, не боясь пойти на резкую конфронтацию с Западом. Следует определить те направления научно-технического сотрудничества и те страны, которые являются слишком чувствительными для Запада, и, действуя в этих направлениях, добиваться от Запада выгодных для себя решений. Если нет реальной угрозы для США и Запада, то они никогда всерьез не будут рассматривать интересы нашей страны. Требуется фактически определить возможности по созданию угроз и продаже этих угроз Западу в обмен на интеграцию России в западный мир. В этом отношении и военно-политическое сотрудничество с Китаем, Индией, Ираном, другими крупными региональными державами трудно переоценить. Необходимо и эти связи создавать, развивать, чтобы обменять это на интеграцию в Запад. Следует рассмотреть возможность быстрого институционального оформления шанхайской организации сотрудничества. Возможно, в другом составе, так как страны Центральной Азии, по крайней мере Узбекистан, могут выступить в роли представителей США внутри этой организации. Это все нужно России не для конфронтации с США ради доминирования в мире или продвижения своей модели организации в мире, а всего лишь для усиления своих позиций в торговле с США и Западом, за интеграцию в цивилизованный мир хотя бы с минимальным учетом интересов России как государства и субъекта международных отношений.

Конечно, я лишь пунктиром обозначил некоторые стратегические задачи, стоящие перед Россией, которые она должна решить, если хочет сохранить свою целостность и интегрироваться в цивилизованный мир. У меня нет никаких иллюзий относительно способности нынешнего политического класса сформулировать и реализовать такую внешнюю политику, используя консолидированную власть внутри страны. По крайней мере дважды России была предоставлена возможность поднять ставки и действовать в собственных ин­тересах, выторговывая для себя более выгодные возможности для интеграции в Запад. Первый раз — во время всей эпопеи с распадом Югославии и примерным наказанием сербов США и Западом в 1999 году. Блестящая возможность не допустить победы США при явном и демонстративном игнорировании Совета Безопасности ООН была бездарно упущена из-за страха испортить отношения с США и Западом. Не было элементарного понимания, что отсутствие легкой победы на Балканах при явном игнорировании и выбрасывании России из этой традиционной для нас зоны присутствия и влияния только увеличило бы уважение прагматичных лидеров США и других стран Запада. И после 11 сентября требовалась более продуманная политика по допуску США в Афганистан, по использованию Северного альянса, по предоставлению коридоров над собственной территорией и баз на территориях стран — членов СНГ в обмен на реальные обязательства США перед Россией, которые могли бы быть компенсацией за геостратегический и геополитический рывок США и Запада в самый чувствительный для России, Китая и Ирана регион Центральной Азии и Афганистан. Совершенно очевидно, что борьба с терроризмом сегодня используется в качестве инструмента внешнеполитического продвижения США и доминирования в мире, как в свое время и проблема прав человека. Несомненно, Россия за борьбу против терроризма. Однако сегодня ни ООН, ни какие-либо иные международные структуры не решают, что такое терроризм и как с ним бороться. Это делают США, используя эту проблему как инструмент для достижения своих целей.

Конечно, я понимаю, что предлагаемая линия поведения чревата тем, что в каждом случае есть риск не получить должное от США в торговле своей позицией и при этом испортить с Западом отношения. При нынешней зависимости российской элиты от Запада, где находятся их дети, деньги, собственность, вряд ли такая политика будет ею поддержана. Однако хочется надеяться, что есть другая, более патриотически настроенная элита в институтах власти, представители которой одновременно являются как патриотами России, так и настоящими западниками, и хочет видеть Россию на Западе в качестве полноправного партнера и субъекта международных отношений, а не в качестве территории и сырьевого ресурса. ♦